Это было под Ровно

Когда приготовления были окончены, по сигналу Кочеткова мины были взорваны. Раздались оглушительные взрывы. Депо, мастерская и электростанция загорелись. Казалось, все хорошо, но, когда партизаны собрались в условленном месте, Кочетков упавшим голосом заявил:

– Плохи наши дела. В депо было только два паровоза, а третий с пятьюдесятью вагонами стоит недалеко, на железнодорожной ветке. Неужели оставим его, товарищи?

– Взорвать бы надо!

– Взорвать… Сам знаю, что надо, но у нас осталась только одна мина – для моста…

Выход из создавшегося положения нашел испанец Гросс. Он придумал, как одной миной уничтожить и мост и паровоз с вагонами.

Вот что было сделано. Маликов и Фадеева частью партизан пошли минировать мост. Другие направились к паровозу. Здесь партизан Нечипорук, который раньше работал помощником машиниста, развел огонь в топке паровоза. Когда мост был заминирован, паровоз уже стоял под парами. Нечипорук пустил его со всеми вагонами на полный ход, а сам спрыгнул. Набирая скорость, паровоз дошел до моста и после взрыва с ходу полетел вниз, в реку, а за ним загремели и десятка два вагонов.

Эта диверсия вызвала большой переполох у фашистов. Через несколько дней к месту взрыва приехала специальная комиссия. Она определила, что убытки составляют несколько миллионов марок.

– Ну, отвел я душу! – говорил Кочетков в лагере. – А какой молодец Гросс, здорово придумал!

Кочеткова партизаны любили, но между собой тихонько острили и посмеивались над ним. Дело в том, что Виктор Васильевич не умел разговаривать тихо. Сильный его бас был причиной дружеских шуток.

Обычно партизаны ходили ночью и старались ступать тихо, веточку боялись тронуть, чтобы не производить шума. Но вот Кочетков услышит чей-нибудь шепот.

– Прекратить разговоры! Идти бесшумно! – скажет он, да скажет так, что в соседних хуторах собаки лаять начинают.

Но особенно стали шутить над ним после одной истории. Кочетков с группой в пятнадцать партизан пошел в разведку. Нужно было перейти вброд речку.

Кочетков скомандовал:

– Раздеться!

Дело было ночью, при луне. Партизаны разделись и, ежась от холода, полезли в воду. На противоположном берегу стали все одеваться.

– Отставить! – скомандовал Кочетков. – Двигаться так. Недалеко приток этой речки – зачем одеваться?

Пошли голыми. Идут километр, два – притока все нет. Людям холодно, комары донимают.

– Виктор Васильевич, нет притока.

– Не разговаривать!

Пошли дальше. Так они километров пять шли, пока Кочетков не убедился, что карта, на которой был указан приток, подвела его.

– Привал, можно одеваться! – как ни в чем не бывало скомандовал Кочетков.

После этого случая мы долго шутили над Кочетковым и его «голым переходом». Но наши шутки его не трогали. Он смеялся вместе с нами, как будто речь шла не о нем.

В конце сорок второго года Довгер предложил нам связаться с неким Фидаровым.

– Этот человек будет полезен. Он инженер Ковельской железной дороги, перед самой войной работал начальником станции Сарны. В Сарнах и Ковеле у него много знакомых. Фидаров – член партии, сумеет быть надежным подпольщиком.

– А где он сейчас?

– Он долго мытарился при немцах, скрывался. Сейчас устроился диспетчером на мельнице, недалеко от Сарн.

Константин Ефимович умел подбирать людей для нашей работы. Мы уже убедились: если Довгер рекомендует кого-нибудь, не ошибется и не подведет.

Кочетков связался с Фидаровым, а месяца через полтора тот уже организовал на сарненском железнодорожном узле крепкую разведывательно-диверсионную группу из рабочих, машинистов, путеобходчиков и служащих.

Фидаров бесперебойно сообщал нам о работе железных дорог Ковель – Коростень и Сарны – Ровно: сколько проходит поездов, куда и какие перевозятся войска, грузы, снаряжение. Не задерживая, мы передавали эти сведения командованию.

Скоро группа Фидарова стала заниматься не только разведкой, но и диверсиями – взрывом эшелонов и мостов. Кочетков держал связь с Фидаровым через Довгера и его дочь Валю.

«ПАУЛЬ ЗИБЕРТ»

По шоссе Ровно – Кастополь едут три фурманки, и хоть в запряжке хорошие, сытые лошади, фурманки движутся не спеша.

На первой – немецкий офицер. Он сидит вытянувшись, важно, равнодушно и презрительно поглядывая вокруг. С ним рядом – человек в защитной военной форме, с белой повязкой на рукаве и трезубом на пилотке. Так одеваются предатели, состоящие на службе у гитлеровцев.

На двух других фурманках полно полицейских. Одеты они пестро. На одном – военные брюки и простой деревенский пиджак, на другом – китель, а на голове картуз, на третьем – красноармейская гимнастерка, с которой сняты погоны. Ясно, что вся их одежда содрана с других. Но и у них на рукавах белые повязки с немецкой надписью «щуцполицай». Эти повязки украинские крестьяне называли «опасками». Название меткое: опасайся человека с такой повязкой!

Если на первой фурманке немецкий офицер и полицейский, видимо старший, сидят чинно, то на двух других хлопцы, развалившись, горланят песни и дымят самосадом.