Это было только вчера...

— Мне повезло, что на расследование прислали вас. Мне очень повезло, что прислали именно вас.

В кабинете областной прокуратуры ее ожидала записка:

«Заболел Сущенко. Просил позвонить».

Она сейчас же позвонила. Ответил женский голос:

— Квартира Сущенко.

— Что с Модестом Аверьяновичем?

— Заболел. Доктора ждем. Кто спрашивает?

— А кто со мной говорит?

— Соседка.

— Я сейчас приеду! — не представившись, крикнула Юлия Андреевна в трубку. — Валя, из района я возвратилась, но исчезаю! — так же крикнула она техническому секретарю, удивив привыкших к ее тихому голосу сотрудников.

«Неужели что-нибудь серьезное?» — волновалась она.

Врач, пришедший одновременно с Юлией Андреевной, поставил диагноз: крупозное воспаление легких.

— В госпиталь, в госпиталь, — энергично повторял он.

Лечь в госпиталь Сущенко отказался. Война, работы по горло, а он — на бюллетень? Пусть доктор выпишет ему покрепче снотворное, он отоспится, и конец болезни. Но доктор был неумолим.

— С крупозным воспалением легких, Модест, не шутят, — поддержала врача и Юлия Андреевна. — Об Игоре не тревожься. На время твоей болезни я перейду жить к вам, послежу за мальчиком.

С трудом уговорили.

Он болел тяжело, часто впадал в беспамятство. Юлия Андреевна извела врачей звонками, посещениями. Обычно щепетильная к просьбам, не терпящая надоедливых, она сама сделалась надоедливой, боясь, что говорят ей не всю правду, скрывают истинное самочувствие Сущенко.

Вечерами, накормив и уложив Игоря, она подолгу сидела у письменного стола Модеста, ничего не трогая на нем, а лишь глядя на бумаги и газеты, как смотрят на фотографии ушедшего из жизни дорогого человека. В ночь кризиса она стирала (испытанный способ прогонять тревогу), дождавшись утра, сейчас же позвонила:

— Девушка, алло! Алло, вы слышите?

Аппарат потрещал-потрещал, умолк. Издалека, нарастая, приближался монотонный вой сирены. Выбежал заспанный Игорь:

— Что с папой (он слышал тревогу, но спросил не о ней, а об отце).

— Не дозвонюсь никак. Видимо, переводят больных в бомбоубежище. Бери-ка рюкзак и тоже вниз.

— Не пойду.

Игорь уселся на полу, поджав под себя ноги. Во всей его фигуре, от поджатых ног до узких плеч, было такое знакомое ей Модестово упрямство, что она поняла: спорить бесполезно.

Из госпиталя на ее настойчивые звонки наконец ответили.

— Как самочувствие капитана из одиннадцатой? Да, да, Сущенко. Пришел в сознание? Это точно? Вы не перепутали? Спасибо. Большое спасибо. Передайте ему, дома все благополучно. На работе тоже… — она захлебывалась потоком слов.

Игорь стоял рядом, вытянувшись, чтобы лучше слышать. Губы его дрожали.

— Ну, младший Сущенко, разрешите поздравить вас. — Она протянула мальчику руку.

Не будь здесь Игоря, Юлия Андреевна поревела бы от радости, как ревут все женщины, облегчая душу, но рядом стоял сын Модеста, удивительно напоминавший отца, и она держалась.

В палату она входила, придерживая рукой наброшенный на плечи халат.

— Здравствуй, старший Сущенко, — поздоровалась она и принялась поскорее выставлять из корзинки свертки. Ей было трудно смотреть на него, еще труднее — разговаривать. Как всегда, на помощь пришел сам Модест:

— В этом доме пьют воду?

— Только по субботам, — отозвалась она, подавая ему стакан.

Он жадно пил, словно не видел воды много дней.

— Игорь пришел?

— Да. Мы бросили жребий, кто поднимется к тебе первым.

— Что на фронтах?

Ей не хотелось его расстраивать.

— Политинформации — по понедельникам. Ты кисель любишь? Клюквенный. Вот яблоки. Что принести еще?

— Газет.

— Будь по-твоему. Получишь газеты.

Помолчали.

— Тебе не трудно было с Игорем?

— Нисколько.

Он взял ее руку в свою:

— Все эти дни ты у нас ночевала?

— Да.

— Теперь уйдешь?

— Погляжу на твое поведение.

— Чтобы ты не уходила, оно должно быть плохим или хорошим?

Она погрозила пальцем:

— Хитрец!

Он попытался сесть. Она подложила под его спину подушку, почувствовала, какими чужими сделались от его взгляда собственные руки.

— Юленька!

Она испуганно оглянулась, будто ее могло тревожить, слушают ли их.

— Оставайся у меня, Юленька! Я буду тебе хорошим мужем.

Юлия Андреевна растерянно развела руками, произнесла первое, что пришло в голову:

— Проверю.

2

Он не спал. Почему медлит военкомат? Давно можно бы рассмотреть его заявление. Опять звонить райвоенкому? Похоже, на того «нажимает» старший майор Зимин: не торопись, дескать, брать Сущенко. Майор не плохой начальник милиции, но он плохо знает своего подчиненного. Решение уйти на фронт у него бесповоротно.

Как себя чувствуют украинские подростки-беженцы? Весь день устраивал их в семьи, в общежития, на работы. В короткий срок ребята лишились и родителей и крова. Модеста Аверьяновича преследовала их растерянность, беззащитность. Он поручил Аркадию Обояну усиленно за ними наблюдать. Как бы не попали под дурное влияние, не оступились.