И словно по команде, хор умолк. На каменистый гребешок набежала тень. Это запоздавшая туча, темяофио-летовая в середине, светлорозовая по краям, торопилась на запад, догоняя солнце. В траве зашуршали первые крупные капли дождя…
Борис перебежал под старый раскидистый кедр. Там все-таки спокойнее.
Но туча скоро ушла на запад, оставив за собой только легкую полоску тумана да шелест дождевых капель, срывающихся с листьев.
Повеселевший следопыт выбрался на тропу. Ему надоело сидеть на одном месте, и он решил сделать небольшой круг около своего караульного поста.
Однако брести по сырой траве, скользя набухшими сапогами по мокрому камню, тоже невесело. Борис свернул на узкую тропку, ведущую к обрывистым скалам, и почти столкнулся с Нуклаем. Бригадир рассматривал помятую траву, кучу углей и пепла.
— Не усидел? — спросил он растерявшегося спутника. — Видишь, что тут Басаргин наделал? Это уж явные следы. Старик даже консервную коробку забыл спрятать.
Нуклай ткнул носком сапога «Щуку в томате».
— Наши консервы, — узнал Борис.
— А чьи же больше?.. Ну, брат, побывал я и внизу. Там совсем глухо и на каждом шагу тропы маральи и козьи. Словом, конский след потерялся. Придется здесь ночевать. Утром виднее будет, а сейчас давай закусим.
Проголодавшийся Борис охотно сбросил со спины рюкзак.
ПЕРВАЯ НОЧЬ В ДОЛИНЕ СМЕРТИ
Димка уверенно вёл караван по знакомым местам. Повод свободно болтался в его руке, — умный Сокол ни на шаг не отставал от молодого проводника. И чем дальше уходил небольшой отряд, тем меньше Димка обращал внимания на дорогу. Он шагал почти машинально. Мысли подростка бродили далеко и от тропы, и от Долины Смерти.
Вот он лежит на большом ветвистом дереве, кажется, дубе. Лежит на развилке сучка и пристально-пристально вглядывается в дальние кусты… Скоро один из них еле заметно колыхнулся, и в высокой траве показалась ненавистная фигура в зеленом мундире. Он наводит ружье, прицеливается, и гитлеровец падает мертвым. За отца!
Замечтавшись, Димка оступился и сейчас же почувствовал нестерпимую боль в ступне. Его затошнило, перед глазами завертелись зеленые, фиолетовые, оранжевые круги…
Сокол остановился и потянулся к своему другу мягкими влажными губами. За Соколом остановилась вторая лошадь, третья.
— Что случилось, Дима? — тревожно спросила подбежавшая Лидия Петровна.
— Нога подвернулась…
— Сильно болит?
Димка ответил насколько мог спокойно:
— Не очень, только итти не могу. Вы идите одни, а я посижу, потру ногу и догоню.
— Леонтьич! — крикнула Лидия Петровна. — Помогите мне разложить вьюк с Сокола на других лошадей. На Соколе оставим только спальные мешки!
Димка начал было протестовать, но начальница отряда строго сдвинула брови.
— Пока что здесь командую я, а ты изволь подчиняться.
Через несколько минут подросток с помощью Лидии Петровны вскарабкался на Сокола и повел караван дальше.
Под вечер отряд спустился к ручью, у которого была обнаружена киноварь. До заката Лидия Петровна и Леонтьич успели разбить лагерь. Димка с компрессом на ноге, устроившись у громадной лиственницы, поваленной ветром, досадовал, что ничем не может помочь уставшей женщине. Леонтьич ворчал и все спрашивал, скоро ли придут Борис и Нуклай.
Лидия Петровна, наоборот, казалась совсем спокойной. Но подросток каким-то чутьем угадывал, что волнуется и она. Какова-то будет эта первая ночь в Долине Смерти?
Леонтьич развел костер и курил трубку за трубкой, оглядываясь по сторонам и чутко к чему-то прислушиваясь.
Лидия Петровна наконец не выдержала: — Что же вы сидите, Леонтьич? Я ведь говорила вам: берите любую лошадь и поезжайте наверх. Утром вернетесь.
Леонтьич заколебался. Димке показалось, что в душе проводника идёт глухая борьба между чувством долга и страхом.
Но страх, видимо, оказался сильнее. Отведя глаза в сторону, Леонтьич поднялся и буркнул:
— Не сердись, начальница. Утром приеду… Однако к лошадям он пошел неторопливо, то и дело
останавливаясь, а затем очень долго возился около них. Лидия Петровна успела приготовить ужин, когда за поворотом ручья раздался дробный перестук копыт.
— Поехал, — с усмешкой сказала она. — Как все-таки трудно бороться с суевериями.
Димка не знал, что ответить. Помня совет Нуклая, он неотступно следил за Леонтьичем, но ничего подозрительного не замечал. Проводник, как проводник. Правда, не совсем приятный, но, может быть, такой уж у него характер…
Тем временем Лидия Петровна ещё раз осмотрела ногу своего помощника, переменила компресс и, пожелав спокойной ночи, мимоходом заметила:
— Ничего страшного нет: растяжение сухожилий. Но полежать тебе придется. В маршрут буду ходить с Леонтьичем. Он будет рыть закопушки, я — промывать шлихи.
После компрессов Димке стало как будто легче, боль утихла, жар в ноге прошел. Но уснуть он не мог еще долго. Невольно прислушивался к ночным шумам за брезентовым пологом палатки. На всякий случай молодой разведчик потрогал ружье, лежавшее рядом со спальным мешком.