Это было в Коканде

В этом же году у Гасанова родилась дочка. Гасанов оказался заботливым отцом. Двухмесячному ребенку он заготавливал подарки впрок: детские книги, азбуки, куклы. В нем вдруг появилась непривычная хозяйственность. Он никогда не покупал один коробок спичек, а непременно пачек десять сразу. Даже лекарство, не говоря уже о продуктах, он приобретал в увеличенных размерах. Эта страсть к приобретению, это старание запастись вдруг проснулось в бродяге. Как будто Гасанов хотел возместить все за те годы, когда не знал, будет ли сыт, будет ли у него угол, где бы он мог приклонить голову.

Гасанов был упорным, скромным и трудолюбивым человеком. Но после женитьбы сразу изменился его характер. Жена сыграла в этом немалую роль: она привила Гасанову тщеславие. Он стал ревниво следить за успехами товарищей и ждал случая проявить себя. Поэтому с такой жадностью он схватился за беш-арыкское дело и крепко держал его, не отдавая никому.

41

Двадцать первого июля делопроизводитель Майборода доложил Гасанову, что какой-то милиционер из района с утра ждет его в коридоре.

- По какому делу? - спросил Гасанов.

- Не знаю. Он плохо говорит по-русски. Что-то о базаре толковал.

- А ну его! Мне некогда, - сказал Гасанов.

- Да вы примите хоть для виду, минут на пять! А то неудобно! Сидит парень три часа, - уговаривал его делопроизводитель, толстый, тщательно выбритый старик, бывший чиновник ферганского суда. По своему костюму (краги и старая с круглыми фалдами визитка) Майборода, если бы не его толщина, был больше похож на жокея, чем на чиновника. Ему не хватало только стека.

Гасанов согласился:

- Ну, черт с ним! Давай!

Майборода ушел в коридор и привел оттуда Алимата. Стараясь не стучать тяжелыми сапогами, Алимат на цыпочках подошел к письменному столу Гасанова и вонзился в следователя маленькими глазками.

- Садись! - сказал Гасанов.

Алимат сел.

- Какое у тебя дело?

Алимат смутился.

- Не мое дело, - вздохнул он. - Общее дело.

- Снимите фуражку! Здесь не мечеть! - брезгливо сказал делопроизводитель, оглядывая посетителя сквозь пенсне на широком черном шнуре.

Алимат, сдернув фуражку с головы, положил ее себе за спину на стул.

- Ну, рассказывай! Кто ты такой? - спросил его Гасанов и взял перо.

- Я из Беш-Арыка. На базаре мой пост.

- Ну и что же? - Гасанов, задавая вопросы, даже не смотрел на Алимата. Он быстро подмахивал бумаги, подготовленные ему на подпись. - Как тебя зовут?

- Алимат Алимов.

- Давно в милиции?

- Давно. Потом басмачил три года. Теперь в милиции месяц.

- Только месяц? А до этого - басмач? Где же ты басмачил?

- У Иргаша.

Гасанов бросил перо:

- Ну-ка, расскажи все по порядку!

И Алимат подробно рассказал ему всю свою жизнь. Когда он кончил рассказывать, Гасанов, внимательно вглядываясь в его глаза, спросил:

- Значит, тебя простили за услуги?

- Да, - ответил Алимат. - Теперь я стою на базаре. Базар - мой пост в Беш-Арыке. Слышу, люди говорят. Говорят раз. Говорят два. Говорят три. Я пришел тебе сказать.

- Что же говорят люди?

- Много.

- Что именно?

- Хамдам убил, - сказал Алимат и закрыл глаза. Открыв их, он увидал улыбку следователя.

- Все эти слухи, о которых ты говоришь, нам известны. Но ведь ты бывший басмач? - сказал, точно не доверяя ему, Гасанов.

- А Сапар? А Хамдам? - горячо перебил его Алимат. - Я-то знаю, что Хамдам боролся против советской власти. Сидел!

- В восемнадцатом году? Мало ли что было в восемнадцатом году! А потом?

- Не знаю.

- Вот видишь! Ты сейчас служишь у Хамдама?

- Да.

- Почему ты служишь у Хамдама, а сам показываешь против него?

- Я не против него, я правду говорю. Я сам видел через пять минут после убийства бойницу в стене.

- Бойницу?

- Да. В стене на площади. Я стал показывать. Хамдам молчит. Я говорю: "Надо сказать об этом". - "Хорошо", - сказал он. Я потом его спросил: "Сказал ты?" Он сказал: "Сказал". Теперь бойницы нет. Заделана!

- Ты думаешь, что слухи правильные?

- Народу верю.

- Кого называют? Ведь не сам же Хамдам стрелял?

- Не сам.

- Тогда кто?

- Не знаю. Свои! Насыров Козак. Или кто? Кто раньше у него служил...

- Насыров был в эти дни в Андархане. Он сопровождал жену Хамдама.

- Да, Насыров не был. Ну, Сапар! Ну, еще есть люди, которые у него в восемнадцатом году были. Сейчас вся милиция новая. Новые джигиты. Старики теперь начальниками стали. Они председателями сельсоветов служат. Тут не Абита били. Тут Юсупа били.

- А как Юсуп относился к Хамдаму?

- Плохо. Сапар не скажет. А я помню!

- Почему? Они ссорились? Что между ними было?

- Це-це! Если бы я знал!

- Скажи, Алимат... Это дело серьезное, ответственное... Ты можешь лично назвать имена тех, которых ты подозреваешь? Можешь перечислить их? Но я тебя предупреждаю, ты должен не только подозревать, но быть убежденным в своем подозрении.

- Как быть убежденным? Своими глазами видеть? Тогда зачем ты? Я бы сам всех зарезал! Без тебя.

Следователь отпустил Алимата. Вечером он долго советовался со своими товарищами; он объяснял, что слова милиционера действуют на него почти гипнотически.