На третьи сутки Соликовский разрешил дежурному полицаю принимать передачи арестованным. Только тогда напряжение немного спало — значит, живы…
Слухи об арестах дошли и до Георгия Стаценко — сына бургомистра. Он учился в школе имени Горького, хорошо знал Олега Кошевого, Ваню Земнухова, Жору Арутюнянца, Василия Левашова, Васю Пирожка, хотя и не дружил с ними — он был на несколько лет старше, потому что дважды оставался на второй год. В 1941 году Георгий был призван в армию, но как только началась война, дезертировал и укрывался под крылышком отца до прихода немцев. В оккупированном городе он слонялся целыми днями по улицам, иногда встречался со своими бывшими соучениками и кое‑что знал про их тайные сходки.
Весть об аресте Георгий воспринял как должное: «Доигрались!» Из любопытства он тоже отправился к зданию полиции и по дороге неожиданно столкнулся с Жорой Арутюнянцем.
— Ты еще на воле?
Жора невозмутимо пожал плечами и прошел мимо.
Дома за обедом отец Стаценко рассказывал последние новости:
— Соликовский приходил в горуправу. Говорит, надо новое помещение под тюрьму подобрать — некуда сажать арестованных. Господи, как хорошо, что их всех повыловили! Сколько бы еще бед натворили!..
Георгий фыркнул в тарелку:
— Ну уж всех! Многие еще на воле гуляют…
— Что ты болтаешь! — встревожился отец. — Тебе что‑нибудь известно?
— Кое‑что… — многозначительно ухмыльнулся Георгий.
Через несколько минут бургомистр сидел в кабинете Зонса и взволнованно говорил:
— Их надо немедленно арестовать… Сын утверждает, что они наверняка состоят в этой банде. Вот посмотрите, кого он подозревает…
Зонс настороженно слушал сбивчивый рассказ бургомистра. Накануне в жандармерии побывала одна из соучениц арестованных молодогвардейцев. Она тоже утверждала, что в подпольной организации состоит более ста человек и полиция арестовала далеко не всех. Правда, сама она не была связана с подпольщиками и поэтому ничего определенного сообщить не могла, а высказывала только свои предположения. Зонс тогда не придал им особого значения. Но вот еще один настораживающий сигнал…
Зонс тут же приказал Соликовскому арестовать всех подозрительных лиц, названных Стаценко. А сам решил еще раз самолично допросить Геннадия Почепцова.
Неслышно, словно тень, проскользнул Почепцов в кабинет начальника жандармерии. Часовой у входа, вооруженные до зубов солдаты, сновавшие по коридорам, чужая, непонятная речь, обрывки которой доносились из‑за прикрытых дверей, — все это так угнетающе подействовало на него, что он, войдя в кабинет, готов был броситься в ноги грозному жандармскому начальнику.
Зонс принял его ласково. Усадил рядом с собой, предложил сигарету.
— Ты оказал нам большую услугу, честно признавшись во всем, — начал Зонс. — С твоей помощью мы разгромили гнездо заговорщиков…
Почепцов молчал, поглаживая рукой подрагивающее колено, пытаясь унять дрожь.
— Но ты сказал нам не все, — продолжал Зонс, постепенно повышая голос. — Кое‑что ты хотел скрыть от нас… А знаешь, как мы поступаем с теми, кто пытается нас обмануть? О, с такими мы поступаем очень… — он запнулся, подбирая нужное слово, — очень круто!
Почепцов поднял на Зонса глаза, полные беспредельного ужаса. Лицо его сразу посерело, сморщилось, маленький, резко очерченный рот страдальчески задергался.
— Я… я не хотел вас обмануть. Я назвал почти всех…
Зонс резко повернулся.
— Почти? Кого же ты хотел скрыть от нас? Почепцов отвел глаза, едва слышно проговорил:
— Я не сказал сразу, что в штабе состоит еще… Громова Ульяна.
— Гм… Ну, она уже арестована. Как видишь, нам все известно. Припомни, кого еще ты упустил. Назови всех, с кем встречался, кого видел на собраниях. Всех!
Мокрые, слипшиеся ресницы Почепцова растерянно дрогнули. Он назвал всех известных ему членов «Молодой гвардии». Всех, даже Уляшу…
Зонс требовательно и выжидающе смотрел на него. Чувствуя на себе этот сверлящий взгляд, Почепцов стал вспоминать всех, с кем доводилось ему встречаться или просто случайно видеться в те дни, когда он был в подпольной организации.
— На собрании однажды я видел Клаву Ковалеву, из хутора… Земнухов ее приводил.
— Ковалева. Еще кто?
— Еще девушка была, красивая такая, с косами. Фамилии точно не знаю… Кажется, Сопова…
— Отлично. Еще?
— Видел Дадышева, он нерусский, отец у него из Ирана… Витька Лукьянченко там вертелся, Тюленина приятель. Только не знаю, может, он случайно там оказался, больше ни разу с ним не встречался…
Взглядом затравленного зверька Почепцов следил за прыгающим по блокноту карандашом и, боясь остановиться, называл одну за другой фамилии своих сверстников: Виценовский, Григорьев, Загоруйко, Куликов, Субботин…
Он вспомнил, что в Первомайке живет Иван Чернышев, которому он сам однажды рассказал о «Молодой гвардии» и предложил вступить в нее. Чернышев отказался тогда, но Почепцов решил назвать и его.
— Та–ак… — довольно протянул Зонс. — Ну что ж, если еще кого вспомнишь — сообщи немедленно… — И пронизывающе посмотрел на Почепцова.