Это было в Краснодоне

«Майстер» немало повидал на своем веку. Но здесь, в Краснодоне, произошло нечто такое, что даже его привело в изумление. В его богатой практике еще не было ничего подобного: около сотни человек — преимущественно молодых, почти детей — прошли через его руки, он применил все свое дьявольское искусство и ни разу не услышал мольбы о пощаде.

Его поразило невиданное мужество этих людей. Он выдумывал все новые и новые ужасные истязания и никак не мог понять, какая сверхчеловеческая сила помогает им выдерживать эти чудовищные пытки.

Вот перед ним, слегка расставив ноги, стоит широкий в плечах, богатырского телосложения парень в простой холщовой рубахе. Это Анатолий Ковалев, один из самых активных подпольщиков. Смело глядя прямо в лицо «майстеру», Анатолий даже не дал ему раскрыть рта и сразу заговорил:

— Вы хотите знать, являюсь ли я участником подпольной организации? Да, я состою в «Молодой гвардии». Я вступил в нее, чтобы вас бить! Все равно, гады, вы своей смертью не умрете. За нас отомстят!

«Майстер» с любопытством наблюдал, как четверо жандармов пытались свалить Анатолия на пол, чтобы начать пытки, и не могли сдвинуть его с места. Необычайно сильный, он одним движением плеча отшвыривал их от себя, пока подбежавший Соликовский не ударил его наганом в висок.

Подручные «майстера» сделали все, что могли, чтобы сломить Анатолия. Очнувшись после чудовищных пыток, он не позволил полицаям прикоснуться к себе и, поднявшись на ноги, сам вышел из кабинета…

Вот жандармы приволокли молоденькую, хрупкую девушку с ямочками на щеках и тяжелыми русыми косами. «Майстер» лениво спросил:

— Как тфой имя?

— Сопова Анна…

Это были единственные слова, которые услышали гестаповцы от девушки. Ее дважды подвешивали к потолку за косы. В третий раз одна коса оборвалась и девушка упала на пол, истекая кровью. Но она не сказала им ни слова.

Однажды вечером, когда «майстер» уже собирался отправляться на ночлег, двое полицаев втолкнули в кабинет невысокого худого паренька в старом куцем пальтишке. Правая рука его висела плетью, на разодранном рукаве, повыше локтя, медленно расплывалось кровавое пятно.

Перебивая друг друга, полицаи принялись рассказывать что‑то своему начальнику. «Майстер» разобрал далеко не все из их объяснений. Но и того, что он понял, было достаточно, чтобы изумиться. Оказывается, этот мальчишка сумел пробраться через линию фронта к своим, вместе с советскими войсками участвовал в боях, был разведчиком, получил ранение и попал в плен, но каким‑то чудом сумел бежать.

«Майстер» не верил своим ушам — неужели действительно этот мальчик, почти ребенок, мог совершить то, что не под силу иному взрослому?

— Кто этот мальтшик? — нетерпеливо спросил он Соликовского.

— О, это очень важный преступник! — обрадованно пояснил Соликовский. — Он один из главарей «Молодой гвардии», Сережка Тюленин. Мы давно его искали…

Несколько минут «майстер» молчал, разглядывал Сережку. Затем встал из‑за стола, подошел вплотную к нему и, неожиданно улыбнувшись, заговорил:

— Ай–яй–яй, такой кароший мальтшик… Ты сфой мама хочешь идти, да? Мы сейчас отфедет тебя твой мама. Ты сказать, где лежит партизанский финтовка, и пойдешь на свой дом…

Сережка круто вывернулся из‑под ладони.

— Иди ты, знаешь…

«Майстер» повернулся к переводчику.

— Что он сказал?

Переводчик оробел — в немецком языке он не нашел слов, которые точно передавали бы смысл сказанного Сережкой.

— Он… он выругался, герр майстер…

«Майстер» сухо сказал Подтынному:

— Вы будет сам спрашивайт этот мальтшик… Ка–рашо спрашивайт. Я буду смотрейт…

Нахохлившись, вобрав голову в плечи, он безучастным, холодным взглядом наблюдал за происходившим.

Сделав большой глоток из стоявшей на столе рюмки, Подтынный шагнул вперед и молча ударил Сережку наотмашь кулаком по лицу. Сережка пошатнулся, но удержался на ногах и прислонился к стене.

Сорвав с него одежду, Подтынный схватил плеть. На худеньких плечах вздулся кровавый рубец, второй, третий…

— Будешь говорить?

Сережка отрицательно покачал головой. Один из полицаев нагнулся к Соликовскому, быстро зашептал что‑то на ухо.

— Впустите ее! — коротко бросил Соликовский.

Лукьянов ввел в кабинет невысокую седую женщину. Простенький бумажный платок сполз ей на плечи. Взглянув на окровавленного Сережку, она страшно побледнела.

— Вот, полюбуйся на своего щенка, — усмехнулся Соликовский. — Молчит… Может, ты заставишь его говорить?

Старушка молча смотрела на сына. Один из гестаповцев толкнул ее в спину, занес над нею плеть…

Собрав последние силы, Сережа рванулся к матери, но двое дюжих гитлеровцев прижали его к стене.

— Сволочи! — прошептал он трясущимися губами. — Сволочи!

Сильный удар сапогом свалил его на пол.

— Сыночек, родной! — Обезумев от горя, мать упала на пол, прижалась к ногам Подтынного. — Отпустите его, прошу…

Необычайно звонкий, мальчишеский голос заставил вздрогнуть «майстера»:

— Мама, не надо! Не смей!!!

Медленно, со стоном мать поднялась на ноги, перекрестилась и замерла у стены. Обезумевшими глазами смотрела она, как пытают ее сына.