Это было в Краснодоне

— Да, тут мы, очевидно, пошли по ложному следу, — задумчиво сказал Соликовский. — Стары уже они для такого дела. И потом, ты листовки видел? Детским почерком написаны. Конечно, кто–то из молодых действует! — И, заметно повеселев, он распорядился: — Созови–ка сюда всех комендантов участков!

Ещё в начале октября по указанию Зонса весь город был разделён на четыре участка. В каждом из них была создана полицейская комендатура. Комендантами участков Соликовский назначил особо отличившихся полицаев — бывшего кулака Свириденко, белоказаков Уварова и Тупалова. В самом крупном участке — Первомайском — комендантом стал Подтынный.

Собрав комендантов, Соликовский дал волю своему гневу — бранился до хрипоты, угрожающе размахивал плетью. Он строжайше приказал ввести круглосуточное патрулирование по всему городу, хватать без разбору всех подозрительных лиц, появлявшихся на улицах после комендантского часа, и приводить лично к нему. Особенно строго Соликовский приказал следить за молодёжью.

— Кто–то развешивает по городу воззвания. Поймайте хоть одного — и я с него семь шкур спущу! Я ему покажу советскую власть!

…Поздно вечером трое полицейских во главе с комендантом участка Тупаловым шли по тёмным улицам Краснодона. В ночной тишине лишь гулко раздавались их мерные шаги да где–то далеко на окраине тоскливо завывали собаки. Город спад…

Полицейский патруль прошёл мимо деревянного здания летнего клуба, обогнул школу имени Горького, где помещался теперь немецкий дирекцион, и вышел на главную аллею городского парка.

Один из полицаев, рослый, длиннорукий, в белом заячьем треухе, свернул с аллеи чуть в сторону, вполголоса кинул:

— Идите… Я сейчас догоню…

Патруль пошёл дальше, напряжённо всматриваясь в темноту, прислушиваясь к каждому звуку. Тихо–тихо вокруг… И вдруг сзади раздался страшный, звериный крик:

— А–а–а-а…

И сразу оборвался. Донёсся частый топот быстро убегающих ног, и снова все смолкло…

Побелев от страха, полицаи робко повернули назад. Прижавшись друг к другу, они прошли несколько метров и разом остановились как вкопанные: поперёк аллеи, уткнувшись головой в кучу опавших листьев и неловко раскинув ноги, лежал полицай. Вокруг него медленно росла, ширилась тёмная лужа крови. Рядом валялся заячий треух…

Тупалов нагнулся, посветил электрическим фонариком. На спине убитого лежала записка:

«Такая участь ждёт каждого изменника родины!

Молодая гвардия».

Не чувствуя под собою ног, полицаи бросились бежать к серому бараку…

На следующий день в полиции только и разговоров было, что о ночном происшествии. Бледные, ещё не совсем пришедшие в себя после пережитых страхов, патрульные в который уже раз рассказывали о таинственном убийстве, добавляя к своему рассказу все новые и новые подробности. Вокруг них собралась целая толпа. Слушали и все больше мрачнели. Давно пора было отправляться в утренний обход, но никто не решался выйти в город. Наконец Соликовский плетью разогнал патрульных, а сам, взяв в провожатые двух здоровенных полицаев, отправился к Зонсу.

Начальник жандармерии долго вертел в руках записку. Убийство полицейского его потрясло.

— Ясно одно: в городе действует какая–то подпольная группа, а может, даже целая организация, — наконец хмуро произнёс он. — В этой записке указано и название организации — «Молодая гвардия». Надо принять самые экстренные меры! Сегодня же переговорю с майором Гендеманом. Мы расширим штат полиции, подберём в помощь опытных людей. Мы выведем на чистую воду этих подпольщиков!

Зонс сердито посмотрел на удручённого Соликовского.

— Нужно действовать решительнее! Разошлите по всему городу своих полицейских. Пусть следят за каждым жителем!

…В сером бараке снова потянулись унылые, полные затаённого страха и тоскливого ожидания дни. Неохотно, будто на казнь, выходили в город полицейские патрули. Патрулировали группами по четыре–пять человек: появляться в городе в одиночку полицаи боялись. Они подозрительно приглядывались к каждому встречному, по ночам устраивали внезапные облавы, обыски.

Зонс тщательно подбирал в полицию новых работников — бывших кулаков, деникинцев, белоказаков. Одним из первых пришёл Иван Черенков — худощавый, с чёрными усиками и большими залысинами над высоким морщинистым лбом. До оккупации он работал бухгалтером шахты № 4. Никто не знал, чем он пришёлся по душе Зонсу, — было известно лишь, что начальник жандармерии лично назначил его следователем по особо важным делам и оказывает ему большое доверие. Черенков держался обособленно, почти ни с кем не разговаривал. В полиции его побаивались, и даже Соликовский в его присутствии чувствовал себя не очень уверенно.