…Перед ней проплыла Москва: знакомые с детства улицы, Моховая, белое с колоннами здание — Ленинская библиотека, Волхонка, Арбат… Что там делается в этот час? Отец, наверное, уже давно пришёл с работы и сейчас укладывается спать, один в пустой квартире… Глубокая грусть охватила Ольгу… Доброе лицо её старенького отца возникло перед ней — далёкое, туманное, будто воспоминания раннего детства.
Леушевы жили на Волхонке. Ольга вспомнила узкие переулки, цветные огни светофоров, пёстрый Арбат, по которому бесконечным потоком плыли автомашины, и в тёмной высоте неба горящую кремлёвскую звезду.
Ольге опять стало очень грустно. Много лет назад она и её подружки-десятиклассницы впервые пришли в белое, похожее на дворец здание, потом проводили длинные зимние вечера в огромном читальном зале, ходили в коридоры на «перекур», хотя никто из них, конечно, не курил, и столько раз говорили о жизни, о будущем, о том, что ждёт их за стенами школы…
Ольге снова бросился в глаза дракон — чужая, костлявая, нелепая птица. Она засмеялась и тряхнула головой.
«Что за странный дом? Кто тут жил раньше?»
Ей захотелось сейчас же осмотреть этот дом. Встав и выбравшись из ниши, она задвинула за собой ширму с таким чувством, будто закрывала дверь собственной комнаты.
Пройдя узким коридором, Ольга оказалась в большой комнате с высоким потолком и голландской печью, возвышавшейся в углу. И пол в этой комнате был не лакированный, как китайская шкатулка, а обыкновенный, паркетный. Ольга сразу заметила паркет между матрасами, уложенными почти вплотную один к другому. В этом доме всюду спали люди. Видимо, они приходили сюда поздно вечером и уходили рано утром.
Сейчас в комнате никого не было. Осторожно пробираясь между матрасами, Ольга вышла в противоположную дверь и оказалась в узеньком коридоре. В конце коридора она увидела винтовую, точно на пароходе, лестницу, поднялась по ней и снова попала в обыкновенную, европейского типа комнату с паркетным полом и высокой печью в углу. В этой комнате тоже лежали матрасы.
Ольга решила вернуться, но заблудилась. Вместо первой большой комнаты она оказалась перед стеклянной дверью, а когда открыла её, отодвинув в сторону, то сразу попала в сад. На фоне светло-серого неба отчётливо выступали очертания деревьев. Это были обыкновенные деревья, такие же, как в России. Но среди них росли и другие — низенькие, причудливо изогнутые, похожие на немощную пихту. Светила луна, и эти деревья-карлики, словно боясь лунного света, прижимались к земле.
Осматриваясь, Ольга увидела Астахова. Он стоял спиной к ней, заложив руки в карманы. Ольга окликнула его.
— Почему вы не спите? — спросила она, когда Астахов обернулся.
— Стол ещё не освободили, — сказал Астахов, подходя. — На этом столе происходит нечто вроде общего собрания. Клуб, словом, устроили. А вы почему не спите?
— Не хочется.
— А тогда, в обкоме, плакались: двое суток на ногах!
— Я действительно прошлую ночь почти не спала. Мне казалось, что если бы было место, так я бы сутки проспала. Теперь место есть, а спать не хочется. Кроме того, я заблудилась.
— Как так?
— Пошла дом осматривать, а попала сюда.
— Дом, что и говорить, странный, — сказал Астахов.
— Правда? — подхватила Ольга. — Мне то же кажется. Рядом с японскими комнатами обыкновенные русские…
— Это очень просто объясняется, — сказал Астахов, — я уже выяснил. Здесь, понимаете, жил какой-то важный японец, помощник губернатора, что ли. Так вот, оказывается, что все эти карточные домики строили себе только бедные японцы. Тот же, кто побогаче, видимо, плевал на национальный колорит и строил себе обыкновенный, нормальный дом с кирпичными стенами и хорошими печками. Хозяин этого дома, видимо, был не дурак: для лета он построил себе одну половину дома, с раздвижными стенками, драконами и прочей экзотикой. А для зимы — вторую. Вот и все.
— А для чего эти ниши?
— До этого я ещё не дошёл. Одни говорят, что туда на день складывались циновки, постели, подушки, а другие убеждают, что это просто так, капризы архитектуры. Как вы устроились в своей норе?
— Неплохо.
Они стояли в тихом саду. По сторонам мягко шуршали листвой деревья, позади виднелись освещённые окна дома, впереди тянулся высокий, отделяющий их от города забор. Не сговариваясь, они сделали несколько шагов в глубь аллеи и увидели скамейку, окружённую плотным низким кустарником.
— Посидим? — предложил Астахов. Они сели.
— Тут народ самых разных специальностей, — заговорил Астахов. — Угольщики есть, нефтяники…
— Медиков нет? — спросила Ольга.
— Медиков не встречал. По-моему, тут и лечить-то ещё некого. У японцев своя медицина — как она называется? — тибетская, что ли. А наши и заболеть ещё не успели.
— Все шутите, — сказала Ольга.
Они помолчали.
— А я знаю, о чём вы сейчас думаете, — сказал Астахов.
— Да? — отозвалась Ольга; она ни о чём не думала, просто сидела и прислушивалась к тишине.
— Вы думаете о том, как хорошо сейчас в Москве. Шумно, оживлённо. У вас там семья осталась?
— Отец, — тихо ответила Ольга.
— Больше никого?
— Друзья, подруги…