Это было в Праге

Блажек еще раз прошел в ванную и на подзеркальнике нашел небольшой листок бумаги.

На листке значилось:

«Поручик Кулач признался, что является агентом гестапо, и получил то, что заслужил. Нас не ищите — напрасный труд. Патриоты».

Блажек почесал в затылке: эти фанфароны тоже считают себя патриотами! Он положил записку на видном месте, где ее никак нельзя было не заметить, и пошел встречать Обермейера.

Штурмбаннфюрер вылез из машины и торопливо вошел в подъезд.

— Кто в доме? — отрывисто спросил он.

— Живых людей нет, — ответил Блажек и провел штурмбаннфюрера прямо в ванную комнату. — Вот все, что я нашел здесь, — сказал он, открывая дверь.

Даже Обермейер, стреляный волк, и тот отшатнулся: до того был страшен труп повешенного поручика Кулача.

— Это что? — указал он на листок бумаги.

— Единственное, что оставили гости.

Обермейер схватил записку, пробежал ее глазами и скомкал в руке.

— Идиот! — процедил он сквозь зубы.

Легко было догадаться, что это слово предназначается повешенному.

Несколько минут постояли в молчании. Обермейер заметно нервничал.

— Я вас попрошу подробно описать на бумаге приметы этих… обоих, — сказал он сухо. — Они от меня никуда не уйдут.

Глава тридцать вторая

1

Всю дорогу капитан не отходил от окна вагона, прислушиваясь, как мирно похрапывает в углу поручик. Он досадовал на себя за то, что не может уснуть, не может забыться. Хотя граница уже позади и пропуски, полученные в Лондоне, уже доказали свою пригодность, он волновался.

Они безнаказанно расправились с Ярдой Кулачем и благополучно выбрались из Праги. Но эта удача еще не давала гарантии на успех в будущем. Наоборот, приближаясь к Братиславе, они по собственной воле шли навстречу опасности. И большой опасности. В пути пассажиры только и говорили, что о событиях в Словакии.

Восстание разгромлено. Гестаповцы и эсэсовцы свирепствуют. Проводятся массовые расстрелы партизан. В Разтоке в известковых печах заживо сжигают патриотов. Преданы огню сотни словацких селений. Десятки тысяч словаков угоняются в концентрационные лагери. Уцелевшие партизанские части продолжают драться с немцами в горах. Части Советской армии с боями пробиваются через карпатские перевалы и вот-вот появятся на словацкой земле.

Где сейчас подполковник Голян, генерал Виест? Как их отыскать?

Свои надежды капитан возлагал на единственного человека — на офицера словака, адрес которого Виест дал ему в Лондоне. К этому офицеру и рассчитывал явиться капитан. В запасе оставалось кафе, хозяин которого мог свести с человеком Голяна. Но капитан побаивался этого кафе. Свыше десятка людей были направлены туда и как в воду канули.

За окном набегали и, быстро промелькнув, исчезали небольшие деревеньки, поселки, отдельные домики под красной черепичной крышей. Их сменили поблекшие, буро-красные поля. Все было подернуто стелющимся по земле утренним туманом.

Но вот засинели воды Дуная.

Братислава!

Капитан принялся будить поручика.

— Поднимайся! Приехали!

Поручик так разоспался, что долго не мог прийти в себя, протирал глаза, зевал, потягивался.

— Ну, ну! Нельзя ли поживей? — злился капитан.

Поезд остановился у перрона. Пассажиры потянулись к выходу, толкая друг друга чемоданами и узлами.

Капитан не узнал Братиславы.

Улицы захламлены, заплеваны. Когда-то светлые, приветливые дома изуродованы и загрязнены камуфляжем. Всюду, куда ни кинешь взор, серо-зеленые шинели эсэсовцев и гестаповцев. Они выходят из домов, мчатся на грузовиках, снуют по всему городу. Вереницами тянутся по улицам под охраной немецких автоматчиков арестованные.

У капитана тоскливо заныло сердце: вот как их встречает Братислава! Однако опускать руки нельзя. Нельзя бездействовать. Надо искать человека Виеста.

С очень слабой надеждой на успех он вместе с поручиком направился к центру города и без труда разыскал нужный ему дом.

Капитан неуверенно постучал в дверь. На стук вышел молодой мужчина, неряшливо одетый и с помятым, заспанным лицом.

— Что вам угодно? — спросил он не особенно любезно и заслонил собой вход.

Капитан колебался. Он не знал, кто стоит перед ним и можно ли этому человеку назвать пароль. Потом, вспомнив имя офицера словака, сказал:

— Мы бы хотели повидать Сильвестра.

Молодой человек досадливо сморщил лоб и тем же нелюбезным тоном ответил:

— Сильвестр — это я.

Легко было догадаться, что он готов поговорить, но только не впуская гостей в дом.

Капитан произнес пароль. Это как будто смягчило Сильвестра. Но только немного. Безо всякой охоты он пригласил:

— Ну что ж, заходите…

Капитан и поручик вошли в небольшую комнату, так тесно заставленную допотопной мебелью, что в ней негде было повернуться. Неубранная постель (белье было не первой свежести) свидетельствовала о том, что Сильвестр только что почивал. На столе, стоявшем посреди комнаты, валялись какие-то объедки, порожние консервные банки. Всю стену занимал старинный платяной шкаф, в котором свободно могли бы поместиться и хозяин и гости. На спинке качалки с продавленным сиденьем и на стульях с соломенными донышками висела одежда.