Это было в Праге

— По-видимому, да. Он не стал больше расспрашивать. Угостил меня сигарой и сказал, что теперь время опасное: под личиной честного человека всегда может скрываться бандит — коммунист, партизан или подпольщик. А поэтому-де надо быть очень осторожным, особенно нам, немцам. Он рассказал, что на днях на поезд, в котором он ехал в Линц, напали бандиты на разъезде. Еле-еле удалось отбиться… А почему вы так странно смотрите на меня? — спросил вдруг Гофбауэр.

Антонин улыбнулся. Почему? Нет, он просто внимательно слушает.

— Да нет, не говорите, — сказал Гофбауэр. — К вам в душу закралось что-то нехорошее. У вас честные глаза, они вас сразу выдают. Но вы можете быть спокойны. Совершенно спокойны. Не все немцы предатели и подлецы. Я вас знаю несколько месяцев. Этого, конечно, очень мало, но вполне достаточно, чтобы убедиться в вашей честности. Вы никогда не станете предателем. Вот так. А теперь отдыхайте… Покойной ночи…

Глава тридцать шестая

Штурмбаннфюрер Обермейер потерял равновесие. Он стал плохо спать. Подолгу лежал в постели, тупо уставившись в потолок своими пустыми глазами, и думал, думал, думал. Думал он над тем, как унести ноги из этой проклятой страны, как спасти свою шкуру. Игре пришел конец. Проиграно все до копейки. Время отсчитано. Отсчитаны не только месяцы, но и дни. Но нельзя же покорно ждать, подобно рогатой скотине, когда тебя оглушат обухом по голове и сволокут в яму! Надо что-то делать, пока не поздно.

Минувшей ночью он почти не спал и поднялся с постели совсем разбитым, с комком злобы в груди.

Стрельба из пистолета окончательно испортила ему настроение. Он дважды промазал, а две пули легли около круга. Этого не случалось с ним по крайней мере лет десять.

И только совещание руководящего состава гестапо и СС, длившееся почти два часа, принесло некоторое облегчение Обермейеру. И то лишь потому, что на совещании присутствовал Франк — человек, который знает предначертания фюрера, умеет заглядывать в завтрашний день и обладает способностью вселять уверенность в души людей. Франк заверил подчиненных, что дела еще не так плохи, как склонны думать некоторые маловеры. Есть много привходящих обстоятельств. Не все знают истинное положение дел. Империя действительно в тяжелом положении. В тяжелом, но отнюдь не в безвыходном. И каждый настоящий немец не должен забывать, что есть Бог и есть фюрер. А с верой в Бога и фюрера многое еще можно сделать. И надо многое сделать. И немцы это сделают.

Большевики уверены, что Германия уже неспособна защищаться и тем более наносить удары. Наивные расчеты! Германия еще покажет себя. Пусть красные вояки не надеются на то, что войдут в Прагу церемониальным маршем. Этого не случится. По приказу фюрера на большом пространстве между Дрезденом и Прагой собирается мощный кулак, способный нанести всесокрушающий удар. Этот удар не только выправит положение, но может принести победу. На этом плацдарме создана особая группа войск. Формирование ее возложено на фельдмаршала Шернера. Он же будет и командовать ею. В его распоряжение поступают 1-я, 11-я и 17-я танковые дивизии, армия Фриснера, 6-я танковая армия войск СС, и, помимо них, несколько дивизий 9-й армии. Это огромная сила. И человек, разбирающийся в военном деле хотя бы в масштабе фельдфебеля, не может не оценить значения такой силы.

Франк заверил также, что из группы Шернера ни один солдат, ни одна пушка не будут выделены на защиту Праги. Столицу протектората поручено оборонять Туссену. Он уже имеет на этот счет указания верховного командования. И он тоже не останется с пустыми руками. В ведение Туссена поступят закаленные в боях части корпуса генерала Райтмана и дивизии «Викинг» и «Валленштейн». Возможно, и даже весьма вероятно, что на оборону Праги будет выделена дивизия СА «Фельдхерренгалле». Все эти войска, вместе взятые, составят почти тридцатитысячную армию, оснащенную танками, тяжелой и легкой артиллерией, авиацией. Это довольно крепкий орешек, о который Советская армия сломает не один зуб…

Возвращаясь к себе в кабинет, штурмбаннфюрер Обермейер даже позволил себе улыбнуться. Одно дело, когда сидишь в гестапо и возишься с подпольщиками и патриотами, в глазах которых нет ничего, кроме вражды и презрения. И совсем другое дело — присутствовать на таком совещании и слушать одного из доверенных людей фюрера. Большая разница. Очень большая. Франк есть Франк. Говорил он недолго, сказал немного, а как поднял настроение, как воодушевил!

Шернер и Туссен. Кто их не знает? Это люди дела. Служаки, солдаты. Умеют приказывать, но умеют и повиноваться. Для них приказ фюрера незыблемый закон. Может ли быть иначе? Но… Паулюс, Гудериан, Рейхенау, Клюгге, Рунштедт, Манштейн, Лист… Разве и они не были людьми дела, служаками, солдатами? Но стоит ли вспоминать прошлое? Нужно глядеть вперед.

Не успел Обермейер войти в кабинет, как зазвонил телефон. Он снял трубку.

— У телефона штурмбаннфюрер Обермейер.