Это было жаркое, жаркое лето

Едва тот повернулся к спрашивающему его юнцу, как не успев даже раскрыть рот, был сбит с ног мощным ударом. Кулак Дрына, утяжеленный ключами, угодил прямехонько в челюсть человека, которого угораздило оказаться в ненужное время в ненужном месте — именно сегодня пресечься в пивной с шантрапой, возомнившей себя гангстерами. Остальные четверо мгновенно подбежали к распластавшемуся на земле телу и наклонившись, в восемь рук, больше мешая друг другу, нежели ускоряя процесс поиска, стали шарить по карманам своей жертвы. Дрын стоял, морщась и потирая костяшки пальцев. Наконец Мелкий извлек пачку мятых купюр из заднего кармана брюк неподвижно лежащей жертвы, и протянул их Голове. Тот не считая сунул их уже в свой в карман и прошипел:

— Все, рвем когти!

Через мгновение он дернул за ворот свитера Мелкого, собравшегося было напоследок ударить ногой мужичка, не подававшего признаков жизни. Мелкий уже примеривался, чтобы попасть тому точно по голове.

— Ты чего? — негромко вскрикнул МЕлкий, пытаясь отодрать руку главаря от своего ворота. — Задушишь ведь!

— А то… — Не взирая на вынужденно тихий тон, в голосе Голованова ясно читалась назидательность:

— Без моей команды, находясь на деле не сметь и пальцем пошевелить! И вообще, — добавил он, чувствуя необходимость как-то обосновать справедливость своего утверждения, — все помнят, о чем мы говорили? Мы теперь профессионалы!..

Вернувшись в свой двор, дружная пятерка спустилась в подвал пятиэтажного дома, где проживали Дрын с Соколом и где клетушка Дрына была самовольно объединена с отсеком ничего не ведавшей об этом соседки-пенсионерки, все равно подвалом не пользующейся. Теперь клетушки были переоборудованы в довольно уютное помещение со стенами, обшитыми листовой фанерой, служащей защитой от посторонних взглядов, исправно работающей лампочкой и дверью, запирающейся на шлеперный замок. Внутри находились два самодельных топчана, разместившиеся вдоль стен, и завершал обстановку сколоченный из деревянных досок прочный стол, установленный в центре. Когда компания расселась, с нетерпением поглядывая на своего предводителя и ожидая дележа законной добычи, Голова встал со своего места и приказал Соколу:

— А ну-ка, встань, Соколик!

Едва парень с недоумением приподнялся, как кулак Головы смачно моприкоснулся с его носом, отчего тот мгновенно отозвался брызнувшими по сторонам кровавыми соплями.

— За что, сука? — с обидой в голосе завопил тот, пытаясь пальцами остановить обильно потекшую кровь.

— Сейчас за суку еще добавлю, — угрожающе пообещал Голова и добавил уже нормальным тоном:

— А ну-ка дружок, выверни карманы.

Сокол обреченно, наконец догадавшись в чем дело, свободной рукой достал из кармана куртки мятую бумажку и бросил на стол:

— На, подавись!

— На первый раз прощаю, — уже совсем добродушно сказал главарь, — но впредь чтоб все зарубили себе на носу — если кто утаит хоть копейку из общей добычи, разговор с ним будет не такой, как сейчас. — Он кивнул на Сокола. — Ишь ты, орел-сокол, — усмехнулся Голова, — хорошо, я заметил — шасть по карманам и зажал что-то в кулаке, думал нас всех нагреть.

И из-за чего страдал, спрашивается? — Он приподнял со стола потрепанную купюру. — Ха, из-за такой мелочи! Вот я тебя сейчас вообще выкину из нашей шоблы, хочешь?

— Ладно, — виновато буркнул Сокол, — в последний раз.

Больше не буду, обещаю. — Ему уже удалось остановить кровь и теперь он шмыгал носом, напоминая обиженного ребенка.

— Может, кто желает добавить что-нибудь еще, — огляделся Голова, — может, кто-то другой хочет облегчить душу и карманы?

Мелкий осторожно, словно взялся за раскаленный уголек, который нещадно жег руку, достал из кармана дешевенькие электронные часы и отводя взгляд от пахана, аккуратно положил их на самый краешек стола.

— Ну вот тебе! — разозлился Голова, который просто на дурака закинул крючок, не очень-то надеясь на улов. — И ты туда же, говнюк. Садануть бы и тебе тоже, да хрен с тобой, живи. — Он великодушно махнул рукой. — Но чтоб все запомнили, если при дележе кто-нибудь надумает что-то утаить, то пусть пощады не ждет!

— Тебя самого это тоже касается? — ехидно спросил вновь осмелевший Сокол.

— Да, меня тоже! — твердо ответил Голованов, будучи убежденным, что в случае чего, все равно не найдется желающих призвать его к ответу и поэтому с легкостью произнесший эти ни к чему не обязывающие слова.

— Мог бы и Мелкому тоже двинуть, — буркнул напоследок Сокол и на этом тема была окончательно закрыта.

Затем Голова медленно, наслаждаясь производимым эффектом, достал из кармана тощую пачечку банкнот и с напускной небрежностью, словно подобную процедуру ему приходилось проделывать чуть не каждый день, кинул ее на стол, приказав:

— Считай, Умник!

Тот вспотевшими от волнения пальцами, под внимательными взглядами сотоварищей, пересчитывающих деньги одновременно с ним — причем Мелкий даже беззвучно шевелил при этом губами — пересчитал пачку и бросая последнюю бумажку на стол, огласил результат.