Это было жаркое, жаркое лето

Рванув за волосы, он выпрямил едва держащуюся на подгибающихся ногах Таню и с силой ударил ее кулаком по лицу, потом еще и еще, а когда отпустил и девушка упала, ударившись головой о стену, еще дважды ударил ее ногой по голове и несколько раз по ребрам. Когда он замахнулся в очередной раз, метясь опять по уже разбитому в кашу лицу, снаружи прогремели выстрелы и главарь, мгновенно потеряв интерес к своей бездыханной жертве, подскочил к лазу. Выбравшись в окоп, он настороженно огляделся… Мелкий с Соколом уже успели отбежать метров на десять, озираясь на крышу — стреляли, как понял Голова, они, а тот, сверху, был ими либо уже подстрелен, либо его спугнули. — Может, и удастся проскочить? — мелькнула надежда, и он быстро рванул вслед за двумя, а за ним поспешили Дрын с Умником…

Залегший на крыше Паленый, которого Сокол с Мелким своими выстрелами действительно заставили отползти от края, осторожно приподнял голову. — Пятеро! — насчитал он. — А сколько их там вообще? Хрен их знает… — Но убедившись, что дочери Мышастого с выскочившими наружу парнями нет, он метнул в окоп, по которому пытались удрать похитители, две гранаты — одну вслед за другой, попав точно в намеченные им места. Выучка Афгана сослужила хорошую службу и на новом для него поприще — к Ворону он попал совсем недавно, а Мышастого вообще видел только один раз, и то издалека. Когда рассеялся дым и он, не заметив никакого шевеления в развороченном взрывами окопе, осторожно спрыгнул с крыши, к нему тотчас подбежали двое товарищей.

— Ты иди проверь, остался там кто живой? — распорядился Паленый, кивнув одному в сторону окопа, а второму приказал:

— Давай, прикрой меня, и полезли. Только осторожно! — И они, медленно преодолевая сантиметр за сантиметром, настороженно вглядываясь в полутьму, стали продвигаться по лазу.

— Никого! — удивленно крикнул напарник Паленого. Он первым осторожно высунул голову и сейчас озирался вокруг. — Нет, лежит кто-то! Баба лежит!.. — Уже не мешкая, он выскочил наверх, протянул руку товарищу, и они тут же бросились к неподвижно распростершейся на полу Тане.

— Жива! — с облегчением произнес Паленый, нащупав у девушки слабый пульс. — Жива! — прокричал он заглянувшему в окно Ворону. И, осторожно подхватив Таню на руки, нырнул с ней обратно в лаз, стараясь не смотреть на ее напрочь разбитое, обезображенное лицо.

Подъехавший на машине Мышастый выскочил и, бросив беглый взгляд на дочь, скомандовал:

— В больницу ее, быстро! Ворон, организуй все, головой отвечаешь, понял? Живее! — А сам, пытаясь успокоиться, прикурил новую сигарету.

К нему подбежал один из боевиков:

— Шеф, там один из них еще шевелится! Что с ним делать?

— Да кончай ты его… — вяло произнес Мышастый. Перед его глазами стояло окровавленное лицо дочери. Сейчас, после всего пережитого, он испытывал такую опустошенность и слабость, что у него уже не было прежнего желания жечь, бить, резать на куски этих мерзавцев, этих чертовых похитителей.

Пусть их кончают. Надо только будет потом посмотреть, что они из себя представляют. Сейчас, вот только докурит сигарету…

Паленый, подойдя к одному из пятерки, еще остававшемуся в живых парню, усмехнулся и достал пистолет:

— Ну что, допрыгался, гаденыш? — И выстрелил в лицо смотревшему на него парню. — Да и все равно ты был не жилец, малыш, — сказал он уже мертвому Умнику, у которого был разворочен живот… Обойдя еще раз цепочку мертвых парней, лежавших недалеко друг от друга, оглядывая их искореженные взрывом тела, он с удивлением смотрел на карабины, валявшиеся рядом с ними, иные еще зажатые в мертвых руках. Вдруг, заметив что-то для себя неожиданное, он склонился над Головой.

— А ну! Что еще за дела? — Насилу освободив сумку от его скрюченных пальцев, заглянув внутрь, Паленый не веря своим глазам достал оттуда надрезанный банковский мешок и присвистнул:

— Ого! Ворон!.. Ты только посмотри, что у этих гавриков было! — Он задрал сумку высоко над головой…

— Ничего не понимаю, — пробормотал Мышастый, когда ему доложили о неожиданной находке. — Да что вообще здесь происходило?.. Ладно! — какое-то время обескураженно помолчав, принял он, наконец, решение. — Дуйте все в мой кабак и ждите. Только не напиваться пока! Ворон, проследи! А я сейчас сгоняю к дочери, проверю, как она там. В кабаке и устроим разбор полетов. А этого, как его… Паленого отметить надо.

Сколько, ты говоришь, там насчитали? Двести сорок кусков?

Нет, и впрямь, что это значит?

Взглянув все же напоследок на тех, с кем только что пришлось воевать, на тех, кто похитил его дочь и так жестоко с ней расправился — взглянув, правда, без особого интереса, — он поморщился: