— Слушай, вот тебе детей своих не жалко, да? — приставив пистолет к головке отчаянно ревущего четырехлетнего мальчугана, проникновенным тоном эдакого добренького дяди вещал своим очень приятным и даже каким-то бархатистым голосом толстый депутат райсовета. Но так и не дождался ответа от едва не падающей сейчас в обморок бледной и растрепанной, но вообще-то очень красивой, правда немного полной, а может просто снова беременной, весьма молодо выглядящей матери двух детей. Не получив ожидаемой реакции, толстяк мигом преобразился в того, кем был лет двадцать назад, ну и, обращаясь уже куда-то в сторону, колоритно прохрипел. — Винт, тащи девку. Сейчас по другому поговрим.
Из сеней не так чтобы и богатого, но весьма большого дома послышался топот не иначе как гиганта, который вскоре показался в низком для него проходе, неся подмышкой бьющуюся с зажатым ртом девчонку лет десяти-одиннадцати.
— Ты-то чё припёрся, Буфет? — увидев не того, кого звал, пусть и с нужной ношей, раздраженно поинтересовался Милославский Георгий Витольдович, в прошлом Демон. И хоть нарекли его так, скорее, в шутку и явно из-за схожести имени и фамилии с тем самым Жоржем из старой кинокомедии о небезысвестном Иване Васильевиче, которому на время пришлось сменить профессию, однако этот урод всеми силами старался оправдать своё погоняло, соответствуя тому деяниями. — Винт, ты где там застрял? Тут твои умения потребуются.
— Тут я, тут. Чё с ней? — утирая рот явно от домашнего молока, достал недетских таких размеров «свинокол», коим равнодушно указал на вполне себе дитя, показавшийся наконец в проходе мелкий и тощий душегуб с несоответствующе-грубым голосом. — Голову отрезать?
— Погодь. Видала, мать, с кем приходится работать? Им же человека убить, как мне избирателям пообещать, — отмахнувшись от урода, вернул ласковые интонации в голос и снова обратился к чуть живой женщине еще больший урод, хотя депутат же. — Ну что ты молчишь? Он же сейчас твоей дочурке чего-нибудь отхватит. Не доводи до греха, Царёва!
— От... отпустите... — всё, что смогла выдавить из себя несчастная женщина, явно не в себе от ужаса пребывавшая.
— Я ж говорю: едешь с нами, там сделаешь работу, изменив лицо, рост и ещё кой-чего одному уважаемому человеку, и гуляй себе на все четыре стороны. Что непонятного?
— А де... дети? — снова хоть что-то смогла выдать несчастная мать, прекрасно понимавшая, что в итоге ждет её, да и детей тоже. Раз эти конченные твари пошли на такое, причем не пряча лиц, то персона, которой нужно провести «пластическую операцию», однозначно не допустит живых свидетелей да и вообще хоть что-то слышавших о его преображении.
— Да всё будет в порядке. Чего ты кобенишься? — влез Винт, ковыряющийся в зубах своим «мачете».
— Я тебе обещаю, Царёва, вас отпустят, — своими честными глазами и убаюкивающей интонацией, вызывая иррациональное желание верить, заверил её... ага, депутат.
Ну а по совместительству и нелюдь, продолжавший давить пистолетом в висок орущему сыну женщины. Которая сейчас, едва не заламывая руки, кляла всеми небесными карами не столько даже прослышавших о ней, такой неосторожной, и вот приехавших из райцентра тварей, сколько то проклятое кольцо, что вместе со множеством таких же несколько дней назад прилетело в село, оказавшееся в двадцатикилометрового диаметра княжестве, ну и уселось на большой палец левой руки. Кольцо, которое пусть и дало удивительную способность, но в итоге ведь всё пришло к этому ужасу.
— Тёть-Вась, тёть-Вась, а Настька выйдет погу... Ой! А что тут у вас? — нагло влез в открытое окно, причем со стороны огорода, соседский мальчуган и одногодка той самой Настеньки, которой Винт грозился чего-нибудь отрезать своим «кладенцом». — Ого, вот это крутяк! Бандиты! Настоящие! Шикос! А можно, я с ними разберусь, Василиса Егоровна?
— Ванечка, — беспомощно проскулила учительница русского и литературы в сельской школе, увидев ещё одну потенциальную жертву своей несдержанности, ведь не преврати она себя пару дней назад из премудрой в прекрасную, никто бы и не заинтересовался её способностью от этого проклятущего кольца.
— Винт! — отрывисто скомандовал Демон, а понятливый отморозок тут же исполнил, рванув к вёрткому щеглу.
Который, к слову, не шмыгнул обратно в окно, дабы позвать Добрынина с табельным, тут неподалеку чинившего свой верный служебный «бобик». И не завопил, что-нибудь наподобие: «Краул, убивают». Вместо этого малец задорно подмигнул Настеньке и несколько плотоядно оскалился надвигающемуся «мечнику», прежде чем уверенно спрыгнуть с подоконника внутрь комнаты.
— Ай, мля... — завопил Винт, роняя из сведенной страшной судорогой кисти свой «двуручник», которым миг назад без шуток намеревался нанизать пацанёнка.