«Святой покровитель лжецов», роман, во многом собранный мной в ныне не существующем нэшвилльском филиале «Ти-Джи-Ай Фрайдис», начинался примерно так: у девушки в католическом доме для матерей-одиночек начинаются схватки. До роддома, находящегося в ближайшем городе, далеко – минут сорок пять езды, и девушка решает никому ничего не говорить. Она сдерживает крики, потому что в машине скорой помощи хочет ехать уже вместе с ребенком, или с детьми – я смутно припоминаю, что у нее вроде была двойня. (Будь это сеанс психоанализа, я бы сказала, оглядываясь назад, что сама эта идея, вероятно, связана с тем, что я ушла от мужа и была несказанно рада, что не успела забеременеть или родить. Хотя как знать? Тогда я уж точно об этом не думала. Я заворачивала столовые приборы в салфетки и относила дайкири бизнесменам за восьмым столиком. Шел 1989 год, и мы продавали замороженный клубничный дайкири цистернами.) Словом, девушка рожает глухой ночью, но в комнате есть и другие – ее соседки по коридору, сообщницы, пришедшие на помощь. Я всматривалась в каждую из них. Целыми днями обдумывала их истории, убирая со столов, загружая посудомоечную машину, выставляя тарелки на стол в кухне. (Петрушка, петрушка, петрушка! Во «Фрайдис» мы все были помешаны на петрушке. «Тарелка без зеленки – что попка без пеленки», – сказала мне одна из официанток.) Я предполагаю, что роман будет о той роженице, но среди прочих здесь есть другая девушка по имени Роуз; она приехала в Кентукки из Калифорнии на своей машине, и у нее есть секрет. Роуз замужем. Отсюда я начинаю прорабатывать историю во всех направлениях. Что случилось с Роуз в Калифорнии? Кто ее родители? Кто ее муж? И почему, раз уж на то пошло, она вообще за него вышла? С кем она встретится, за кого впоследствии выйдет и откуда этот кто-то вообще появится? Я думала об этом снова и снова, забредала в тупики, возвращалась назад, создавала взаимосвязи и сюжетные повороты, неожиданные даже для меня самой. И все это – исключительно в воображении.
Пока роман смена за сменой гудел в моей голове, непосредственно писательство сводилось у меня к заполнению заявок. Я подавалась на каждую стипендиальную программу, какую только могла найти, отчаянно надеясь осесть хоть где-нибудь, где меня будут кормить, дадут крышу над головой и предоставят время, чтобы перенести воображаемый роман на бумагу. Все мыслимые мечты человека в моем положении заключены в одной-единственной книге «Гранты и стипендии для американских писателей», ежегодно выпускаемой американским ПЕН-центром. Если вы хотите узнать дедлайн конкурса или найти информацию по премиям и резиденциям, искать надо именно здесь. Я была одним из трех претендентов на место в Институте Бантинга при Рэдклифф-колледже (теперь он называется Рэдклифф-институт) и провела несколько полных надежды недель, пока не узнала, что пролетела. В тот день я еле закончила смену (впрочем, четыре года спустя благополучно получила эту стипендию). Как раз к моменту, когда я проработала достаточно, чтобы занять во «Фрайдис» более выигрышную позицию, взяв три лучшие смены уик-энда, мне написали из Центра изящных искусств в Провинстауне, штат Массачусетс: их программа предлагала двадцати писателям и художникам небольшие квартирки и ежемесячную стипендию в размере 350 долларов с начала октября по начало мая. Я прошла. Полагаю, то же чувствовал Чарли Бакет, нашедший золотой билет в шоколадном батончике «Вонка». Я уволилась с работы, сложила вещи в багажник и отправилась на Кейп-Код.