Я дописала роман в начале апреля 1991-го. Распечатала, встала на пачку листов – их было около четырехсот – и почувствовала себя значительно выше. Вышла во двор, где Элизабет развешивала постиранную одежду на бельевой веревке, сказала ей, что закончила, мы обнялись, заверещали, а затем пошли выпить – прямо посреди дня. Поскольку Элизабет читала все главы в порядке написания, а я прислушивалась ко всем ее советам и вносила правки по ходу работы, мне удалось достаточно быстро привести рукопись в порядок. Для каждого писателя вычитка – процесс не менее индивидуальный, чем собственно письмо. Я въедливо редактирую, но никогда не вношу изменений в структуру – не меняю рассказчика, не добавляю главному герою сестру. У Элизабет каждый новый черновик – это фактически другая книга. В конце мы приходим к одному и тому же. Один из способов вычитки, который я нахожу одновременно угнетающим и необходимым, – чтение рукописи вслух, когда она закончена. Это помогает мне выявлять повторяющиеся слова или наименее внятные предложения, которые никаким другим способом я обнаружить не могу. Я читаю готовые рукописи моей подруге Джейн Хамильтон – она просто образчик терпения. Джейн лежит на софе, прикрыв глаза, и слушает, время от времени прерывая меня жестом руки: «Плохая метафора». Или: «Замени слово «внушать» – лишний повтор». Она никогда не ошибается.
Однако вернемся в Провинстаун. Стоял апрель, у меня наконец-то была книга, но я понятия не имела, как ее назвать. Пока писала, держала в голове некий вариант, но он был крайне неудачным, и мне до сих пор за него неловко: «Удача своими руками». Однажды вечером, незадолго до того, как рукопись была закончена, мы разговаривали по телефону с мамой, и она попросила повторить, как называется роман. Что я и сделала. «Как-как? – вновь переспросила она сквозь помехи в трубке. – Дача с дураками?» Когда слышишь такое от собственной матери, волей-неволей приходишь к выводу, что название никуда не годится.
Я пребывала в полнейшей растерянности, пока одна моя подруга не предложила придумать десять названий. «Только быстро, – сказала она. – Не надо ничего вымучивать». Она посоветовала напечатать каждый заголовок на отдельном листе бумаги, и внизу приписать: «роман Энн Пэтчетт». И закрепить скотчем на стене. В оставшиеся недели я каждый вечер приглашала других резидентов и предлагала снять со стены и выбросить одно заглавие. Это была первая и последняя попытка инсталляции в моей жизни. Десять дней спустя на стене остался один листок: «Святой покровитель лжецов, роман Энн Пэтчетт», – на том я и остановилась.
Первого мая срок резидентуры закончился, я упаковала рукопись и уехала. Всю дорогу до Сагаморского моста я рыдала. Знала, что оставляю позади один из самых важных отрезков моей жизни. Никогда не перестану скучать по бесконечным тихим дням, радости жить в паре десятков шагов от моей новой лучшей подруги, возможности не выбираться из тумана воображения, сколько вообще смогу, – и никто не прервет моего уединения. Пожалуй, подобная жизнь была далека от реальной, но, Господи, как же она была прекрасна.
Мне было двадцать, когда мой первый рассказ опубликовали в «Пэрис Ревью». Вскоре после этого мне позвонила агент и предложила стать ее клиенткой; я согласилась, хотя у меня не было другого хоть сколько-нибудь выдающегося рассказа. И вот семь лет спустя я приехала из Провинстауна и заявилась в ее нью-йоркский офис с рукописью в коробке. Я одолжила денег, чтобы вернуться домой, в Нэшвилл, но нисколько туда не торопилась. Она сказала мне, что на рынке дебютанты востребованы совсем не так, как раньше. (На заметку: они всегда так говорят. Полагаю, Скотт Фицджеральд услышал от своего агента то же самое, когда принес «По эту сторону рая».) «Но я молода», – бодро сказала я. (Запомните: для романистов-дебютантов молодость всегда в тренде. Мне было двадцать семь.) «Ты все же не вчера колледж окончила», – сказала она. (Фицджеральду было двадцать три.)
Когда четыре дня спустя я вернулась домой, мама вышла встретить меня на подъездную дорожку. Издатель из «Хоутон Миффлин» купил «Святого покровителя лжецов» за 45 000 долларов.
Впервые в жизни у меня завелись деньги (которые мне выплатят в четыре приема в течение трех лет), и единственное, на что я придумала их потратить, – починить кондиционер в машине. Он не работал уже два года. Теперь, когда у меня был контракт на книгу и аванс, я отправилась к механику. Он сказал, в кондиционере недостает охлаждающей жидкости, и проблема была решена за пятнадцать долларов. Этот эпизод, напрямую связанный с продажей моей первой книги, я не забуду никогда.