Это лишь игра - 2 (СИ)

— Гражданский муж! Не все же тут богачи-капиталисты. Вот подкопим с ним деньжат и тоже распишемся…

Но Олеся ее перебивает, обращаясь ко мне:

— Знаешь, я тогда после суда… нет, не изменила мнение о нем, а просто была в шоке. А потом, когда наблюдала, как он с тобой обращается в быту… а быт — это же самое серьезное испытание для отношений… а он… — Олеся расплывается в умилительной улыбке. — Я за одно это к нему… ну, прониклась, что ли. Вы, наверное, даже и не ссорились с ним ни разу…

Я в ответ уклончиво улыбаюсь. Можно ли назвать ссорой то, что не так давно было между нами? Мы не ругались с Германом, но это было так болезненно, так остро, так тяжело. И я до сих пор не знаю, права ли…

Я не сказала подругам и свой главный секрет: о том, что я на одиннадцатой неделе. Когда об этом узнал Герман… нет, он не старался изобразить счастливого будущего отца. Он на миг закаменел, а потом опустился рядом со мной на корточки — я сидела на диване. Взял мои руки и, сглотнув, произнес:

— Не надо. Я тебя очень прошу, Леночка. Я тебя умоляю. Не надо нам ребенка. Я всё понимаю. Понимаю, что для тебя это значит. И будь всё по-другому, я был бы рад… страшно рад… Но я не могу рисковать тобой. Даже если бы риск был один процент из ста… что ты… что с тобой. Нет. Я не хочу. Мне ты нужна. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, очень… Но я не могу этого сделать. Это же ребенок… наш с тобой, пусть еще крохотный, но у него уже бьется сердечко…

— Да почему вообще так? — Герман поднялся, простонал, хлопнув ладонью по стене. — Ты же принимала свои таблетки эти…

Потом снова присел ко мне:

— Леночка, прости, но ты для меня важнее. Важнее всего. Я слишком сильно тебя люблю. Нельзя, наверное, так любить… я не хочу ребенка.

Это был самый долгий и самый мучительный наш разговор. Я прекрасно понимала его страх. Я смотрела на него и сердце рвалось в клочья. И я не знаю, как бы вела себя на его месте. Скорее всего, так же отговаривала бы, ведь и для меня нет ничего страшнее, чем потерять его. Но в то же время я осознавала, что не могу сделать, как он просит.

— Если ты меня заставишь избавиться… я ведь тебе никогда не прощу… и себе никогда не прощу, что мы… убили…

— Убили… — тяжело выдохнул Герман и сел рядом на диван. Уперся локтями в колени и обхватил голову. — А если он тебя убьет, тогда что? Что мне делать тогда?

Нет, мы не поссорились, но с того дня наши отношения стали немного другими. Не хуже, не лучше. А как будто для нас все ощущения обострились. Герман то уходил в себя и был замкнут, то, наоборот, очень нежен, а то, бывало, посмотрит с таким отчаянием, что у самой щемит в груди. Но как бы его ни ломало, он принял мое решение.

Все эти дни он ездил со мной и в женскую консультацию, и в кардиологию. Был рядом во время обследований. Выпытывал у врачей всё до мельчайших подробностей. И немного даже успокоился. Оказалось, не всё так плохо. Времени после операции прошло уже достаточно. Состояние стабильное. Надо, конечно, постоянно следить за здоровьем, а на более позднем срок и вовсе быть всё время под наблюдением кардиохирурга, но это же такой шанс!

— Ну так что, девочки, выпьем! — Олеся подносит бокал к моему, притрагивается краешком и делает глоток.

— Ага, за вас! — Юлька выпивает залпом.

Я же, не пригубив, ставлю бокал на место. Она тут же подмечает:

— Что это? За себя не выпьешь даже?

— Мне нельзя, — загадочно улыбаюсь я. И обе моментально всё понимают.

— Никак у вас будет маленький Горр? — выкрикивает Юлька. — Офигеть! Поздравляю!

— Да, это потрясающе! Герман, наверное, счастлив? Стой, а тебе можно лететь на самолете? Беременная, да еще и после операции на сердце? — встревоженно хмурится Олеся.

— Врач разрешил. Сейчас пока еще можно.

Мы расходимся около одиннадцати вечера. За мной заезжает Герман, за Олесей — ее муж Игорь. Юлька берет такси.

— Передавай привет Антону и Вере Алексеевне, — обнимая Юльку, говорю на прощанье.

— Обязательно! Но ты же еще приедешь? Тут же твой дом…

— Ну, конечно. Когда-нибудь — обязательно.

— Через год приезжай. Антоха к тому времени уже плясать пасодобль будет.

— С тобой — даже не сомневаюсь, — смеюсь я.

Юлька ведь, можно сказать, поставила Антона на ноги. Да, он еще хромает и быстро устает, но ходит! Ходит сам! Юлька рассказывала, что Герман тоже ему помог, но, мне кажется, что без нее все равно ничего бы не вышло.

***

У нас ночной рейс. Мы могли бы вызвать такси, но в аэропорт нас отвозит Александр Германович. Сам захотел.

Мы с бабушкой даем им с Германом попрощаться. Отходим в сторону. Я до сих пор не знаю, как Герману удалось ее уговорить. Я ведь столько пыталась и тщетно.

Спрашиваю ее об этом, а она лишь плечами пожимает.

— Он пришел такой измученный и просто сказал: «Вы должны поехать с нами».

— И всё?

— А что мне оставалось? Да и куда я без тебя? Без вас…

А спустя два с половиной часа я завороженно смотрю в иллюминатор на мерцающие огни простирающегося внизу родного города…

***

Спустя полгода