Это любовь, Майор!

Резко развернувшись, Соловьёв влетел в кабинет, схватил новенького за шкирку и, применив болевой приём на руку, от души приложил того об стол Марины. От перелома носа его спасли стопки бумаг и пакет с печеньем, лежащий как раз таки на том месте, где его рожа встретилась с твёрдой поверхностью. Женщина, закричав от неожиданности, вскочила на ноги и опрокинула на себя горячий чай, из-за чего начала орать ещё громче. Остальные отпрянули в разные стороны и выпучили на него глаза, молча наблюдая за тем как он едва ли не ломает руку их товарищу по сплетням.

– Со мной для начала уединись, недоносок! – рявкнул мужчина скулящему от боли коллеге на ухо. – Обещаю, бл*ть, очередь надолго задерживать не буду! Сначала тебя, го*дона, по стенке размажу, а потом за вас возьмусь! – вскинул взбешённый взгляд на остальных, побледневших от страха. – Стройтесь, мать вашу! На гендерную принадлежность смотреть не стану и взгрею так, что из мальчика в девочку превратитесь и обратно!

– Эй! Отпусти! – попытался вырваться сослуживец, но различие в телосложениях, физической силе и навыках борьбы было очевидно не в его пользу. – Больно же!

– Ты ещё, с*ка, пиз*еть мне будешь?! – Александр усилил хватку и тот взвыл, вытянувшись по струнке. – А так?! Ещё хочется рот свой поганый открывать?!

В этот момент к нему подбежал Лёша и попытался оттащить в сторону, но Майор старания друга даже и не заметил, переключившись на режим автопилота. Сейчас он не-видел-не-слышал-не-чувствовал ничего, кроме дикого стихийного желания заставить недоумков пожалеть о каждом слове, слоге и даже букве, произнесённых в адрес Барби. Тело гудело от выброса адреналина, в венах кипела кровь, глаза застилала пелена, а в голове билась лишь одна мысль: "Уничтожу всех на*уй!". До такого состояния довести его было крайне трудно, почти невозможно, но когда это всё-таки происходило, то остановить его мог разве что выстрел в упор.

– чего языки вдруг в ж*пы засунули?! Они же у вас так чесались!

– Сань, ты это… Остынь… – осторожно начал камикадзе, назвавший Катю своей подростковой мечтой. – Ну, да, согласен, некрасиво получилось… Херню сказали, но…

– Но что?!

– Но и ты так не горячись… Мы же…

– Вы страх в край потеряли! В открытую поливаете грязью мало того, что молодую девчонку, так ещё и дочку Сергея Ивановича, которая почти вдвое младше вас, при этом совершенно её не зная, и ждёте, что вам за это ничего не будет?! Где борзоты столько взяли?! С чего вы, вообще, бл*ть, решили, что имеете право не то, что про неё говорить, но и думать?! Вы все вместе взятые и мизинца её не стоите!

Эти завистливые, неуверенные в себе, недовольные своей жизнью людишки по сравнению с Трофимовой были никчёмными кретинами, капающие ядом налево и направо. Он ни разу не слышал от неё ни одного плохого слова о ком бы то ни было и ни разу не видел как она самоутверждается за чужой счёт. Ей это попросту было не нужно, так как в недостатке уверенности и любви к себе Катя никогда не страдала. При этом она не задирала нос и не ставила себя выше других людей, умудряясь удивительным образом сочетать высокую самооценку и человечность. У некоторых же личностей не было ни того, ни другого и они, как и его так называемые коллеги, демонстрировали лишь злобу, желчность и лицемерие, а порой и низость. И, да, Саша сам был далеко не ангел и многое мог понять, но это… Это было за гранью допустимого, потому что никто, абсолютно никто не имел права говорить о ней в таком мерзком тоне! Никто не имел право обсуждать её задницу и тем более представлять как где-то с ней уединяется, а потом ещё и своё место другому уступает! От одной только этой мысли у него падало забрало и ускользала связь с реальностью.

– Ничтожества! – выплюнул он, рассвирепев окончательно. – Я вас за неё в бетон закатаю! Ни одного, мать вашу, не пожалею!

– Саша, себя пожалей, – Баженов снова попытал удачу привести его в себя. – Понимаю, что эти утырки заслужили, но под раздачу ты в первую очередь попадёшь, а не они.

В целом друг был прав. За происходящее его точно по головке не погладят, но ему было настолько в данный момент на себя плевать,что, если бы не шеф, появившийся в дверном проёме, то Майор точно исполнил свою угрозу и камня на камне не оставил от отдела кадров. Он поначалу даже и не заметил, что в кабинете стало на одного человека больше, продолжая удерживать сослуживца в жёстком и болезненном захвате.

– Ну, и пусть попаду! Пусть! Главное, что научу этих кретинов прежде думать, а потом уже открывать рот о моей деву…

На этой фразе мужчина споткнулся, потому что в затуманенный яростью мозг ворвалась вполне резонная мысль, озвученная именно той, за которую он сейчас готовился разорвать своих коллег: "Я больше не твоя", а следом за ней послышался и мощный командирский голос Сергея Ивановича.

– Какого ляда вы здесь устроили?! – гаркнул шеф за спиной. – А ну разошлись в разные стороны! Живо!