Это мой дом

Что было делать? Сказать Михаилу: «Зачем ты портишь стол? Стол не для того сделан, чтобы вырезать на нем, это нехорошо», и прочее в том же роде? Но он ведь и сам знал, что портить мебель нельзя, нехорошо и прочее.

Я решил пощадить Вышниченко: наказать его прежде, чем ему воздаст по заслугам Катаев.

Я взял в руки топор, и тут Сизов увидел меня. Он остолбенел, уставился на топор, перевел глаза на Вышниченко – видно было, что он не может вымолвить ни слова, ему перехватило горло. Он приподнял руку, пытаясь сигнализировать, но Михаил, как на грех, в его сторону не глядел.

Я шагнул ближе, взмахнул топором и, трахнув изо всех сил по столу, раскроил крышку пополам.

Вышниченко отшатнулся с отчаянным воплем:

– Что вы делаете! Семен Афанасьевич! Да что же вы наделали!

– А ты? – загремел я в ответ. – Я другой такой же стол сделаю. А ты? Ты бездельник, ты доску толком не обтешешь, а над чужой работой издеваешься!

Нужно отдать справедливость Мише – он быстро пришел в себя.

– Не надо! – крикнул он, когда я снова замахнулся топором. – Не надо! Я все сделаю, вот увидите! И стол починю! И другой сделаю! Ей-богу, сделаю! Не надо, Семен Афанасьевич!

Сам он преспокойно портил чужую работу, кромсал ножом гладкую, сверкающую лаком крышку, выводя свой знаменитый вензель – М. В. Но он не стерпел, когда кто-то другой стал измываться над этой работой. Он словно увидел в десятикратном размере тупую, безобразную бессмыслицу того, что он делал, – ох, полезно человеку увидеть себя со стороны!

Но самое большое впечатление произвело все это на Славу. Он так и замер с открытым ртом и расширенными глазами. В глубине души он, должно быть, не сомневался, что я с такой же легкостью, с какой минуту назад трахнул по столу, могу опустить топор и на него.

В тот вечер мне посчастливилось услышать, как под покровом темноты в саду под яблоней Сизов признавался Королю:

– Ты не видел, какой стал Семен Афанасьевич! Ну зверь!

– Да что ты? – лукаво удивился Митя.

– Нет, правда, знаешь, я думал – он убьет Мишку.

– А что ты думаешь? Очень даже просто! – ответил Король и добавил снисходительно: – Эх ты, голова с ушами.

* * *

У черешенского агронома была дочка Валя. Она училась в одном классе с Федей, Лирой и Виктором. Лира глядел на нее с глубоким восхищением. Он часто и восторженно рассказывал, как она ни в чем не уступает мальчишкам, задачки решает не хуже Федьки и ни капельки не задается. Он не скрывал своего чувства. Однажды я увидел: он встал из-за стола, держа в руках круглое, румяное яблоко.

– Что же ты не ешь, Анатолий?

Он ответил честно, не запнувшись:

– Вале отдам.

Лира умел внушать уважение к своим поступкам. Другого давно бы задразнили. Поначалу Литвиненко, завидев Лиру рядом с Валей, начинал выкрикивать столетней давности стишки насчет жениха и невесты. Но Лира даже бровью не повел. Все видели – он не обижен, скорее, польщен. А какая же охота дразнить, если ты стараешься изо всех сил, а человек тебя просто не замечает?

Лева отстал. Пробовали Лиру пощипать и другие – с тем же успехом. Лира был влюблен открыто и бесстрашно.

Валя приходила к нам покататься на карусели, поиграть в волейбол. Однажды, когда Ступка заиграл на баяне польку (он умел и это), она подошла к самому Коломыте, к суровому, неприступному Коломыте, и потащила его в круг танцующих. Коломыта упирался изо всех сил, но Валя все-таки заставила его сделать круг, со смехом хватая его за руки, за рубаху всякий раз, когда он пытался улизнуть.

Коротко говоря, славная девочка была Валя Степаненко, и мы вполне понимали Лиру.

Этим летом мы помогали совхозу «Заря» убирать урожай. Лира был в восторге: все школьники, а значит и Валя, участвовали в сборе колосков. Они с Валей работают вместе – это ли не счастье!

Командиром сводного отряда назначили Коломыту, заместителем – Лиру. Коломыта начал с того, что переплел грабли, и они уже не пропускали колосков. И переплел не только свои, как сделал бы прежде!

А Лира недаром прошел Митину школу. Он умел теперь не только суетиться и шуметь. Он умел работать весело. Притом, у счастливых легкая рука: они приносят удачу окружающим.

Однажды ребята вернулись с поля праздничные, сияющие.

– Семен Афанасьевич, – сказал Лира с напускной небрежностью, – приходите завтра на седьмую делянку.

– А что такое?

– Да ничего такого. Вася, у тебя газета? А, вот, у меня.

Анатолий вынимает из кармана маленькую газету – она вся величиной с ученическую тетрадку, называется, как и совхоз: «Заря». И я читаю:

«Ребята из детского дома с самого начала повели работу организованно. Они уже собрали больше 1400 килограммов зерна. Лучшие ударники: Лида Поливанова, Мефодий Шупик, Григорий Витязь, Анатолий Лира, бригадир Василий Коломыта и несколько других – будут премированы.»

– Ну, Анатолий, давай руку!