Это моя школа [издание 1955 года]

И Катя заметила, что Анна Сергеевна обменялась с мамой улыбкой и каким-то особенным — быстрым — взглядом.

— А что, Анна Сергеевна, — спросила Катя, — разве не все принесли посуду? Ведь мы условились, что каждая девочка захватит из дому по две чашки и по два блюдца — для себя и для своей мамы.

— Да ведь у нас еще гости будут, — сказала Анна Сергеевна. — Людмила Федоровна обещала прийти, Надежда Ивановна, Оля. А может быть, и еще кто-нибудь заглянет…

— Кто заглянет? — спросила Катя.

— Ну мало ли… — сказала Анна Сергеевна. — Из учителей кто-нибудь или из родителей… А знаете, Ирина Павловна, — добавила она, — мне кажется, что тот край стола лучше бы оставить незанятым. И отложить пирожных и конфет.

— Да-да, — ответила Ирина Павловна и унесла на другой край стола одну из тарелок с пирожными.

— Мамочка, — спросила тихонько Катя, идя вслед за мамой, — ты, наверно, знаешь, кого ждет Анна Сергеевна? А?

— Гостей, наверно. А кого же еще? — ответила Ирина Павловна, пересыпая конфеты из бумажного кулька в принесенную из дому вазочку.

— Каких гостей? — не унималась Катя.

Но тут к столу подошла Тонина мама.

— Это ваша девочка? — тихонько спросила она у Ирины Павловны, указывая глазами на Катю. — Ваша, да?

— Моя. А что? — встревоженно обернулась к ней Ирина Павловна.

— Спасибо вам, — проговорила Тонина мама. — Уж так ваша дочка помогла моей Тонечке, так помогла, что и сказать нельзя! Ведь у самой экзамены, а каждый день приходила с ней заниматься. И так это обстоятельно, безо всякого баловства. Уж на что у нас отец строгий, а и тот теперь Тоней доволен. Даже глазам не поверил, когда табель увидал.

— Ну, я очень рада! — горячо проговорила Ирина Павловна. — Очень! Очень!

А Катя совсем смутилась:

— Это не я одна помогала, Лена и Настя — тоже.

— И они, ясное дело, — сказала Тонина мама. — Спасибо им. А только затея-то твоя была — нам Леночка говорила… Так что уж позвольте мне вас еще раз поблагодарить, — она неловко пожала руку Ирине Павловне, — за то, что дочка у вас такая сознательная.

Услышав эти слова, Катя покраснела до корней полос и, схватив под руки Наташу и Аню, потащила их в коридор — встречать Людмилу Федоровну и Надежду Ивановну.

Если бы она осталась в классе, она бы услышала еще кое-что совершенно неожиданное. После Тониной мамы к Ирине Павловне подошла Антонина Степановна Кузьминская.

— Я тоже вам очень благодарна, — сказала она, пожимая руку Ирины Павловны своей большой, сильной рукой. — Правда, мы с вами незнакомы, но я много про вас слышала. Я — Стеллина мама.

Ирина Павловна растерянно улыбнулась.

— За что же меня благодарить? — начала она. — Право, я не знаю…

— Уж это позвольте знать мне, — твердо произнесла Антонина Степановна. — Должна сказать вам, что у вашей девочки такой… — она замялась, — такой, я бы сказала, общественный талант. Да-да, я не шучу! Под ее влиянием и моя дочь стала настоящей общественницей… Я ее прямо не узнаю. Редактор!..

Стеллина мама выговорила это слово чуть насмешливо, и трудно было понять, отчего это — от смущения, от неловкости или оттого, что она все еще не привыкла относиться серьезно к общественным обязанностям своей маленькой дочки.

— Да и вообще в ней заметны какие-то перемены, — продолжала Антонина Степановна, — и, пожалуй, к лучшему. Больше рассказывает о школе, о подругах, стала как-то откровеннее…

— Ну, это уж совсем не моя заслуга и не моей Катюшки, конечно, — сказала, улыбаясь, Ирина Павловна. — Всем нам надо поблагодарить Анну Сергеевну и Надежду Ивановну. Это они сумели сделать так, что школа и отряд стали для наших девочек вторым домом…

— Да-да, конечно, — сказала Стеллина мама. — Я с вами согласна, но жаль, что дети наши немножко опережают свой возраст. Дочка моя редактирует газету, а я в ее годы в куклы играла.

— Сказать по правде, — проговорила мама Вали Ёлкиной, маленькая, кудрявая женщина, казавшаяся скорее старшей сестрой Вали, чем ее матерью, — они и сейчас не прочь поиграть в куклы. И это не мешает им писать заметки в свою газету.

— Может быть, может быть… — Стеллина мама отошла в сторонку и села у пианино.

А в это время Катя, Наташа и Аня стояли на площадке лестницы и, перегнувшись через перила, старались разглядеть, кто поднимается по лестнице.

— А что, Катюша, — спросила Аня, пытаясь неизвестно зачем как можно дальше просунуть ногу сквозь узорчатую решетку перил, — ореховцы так и не прислали телеграммы? Такая жалость! Ведь мы скоро разъедемся…

— Да, ужасно жалко! — подхватила Катя. — Надо было нам хоть немножечко отложить наш прощальный вечер. Может быть, тогда ореховцы и успели бы приехать к нам…

— Конечно, надо было отложить, — сказала Наташа. — Удивляюсь, почему это Анна Сергеевна так поторопилась?

— Уж не знаю почему, — сказала Катя. — Наверно, потому, что школа скоро закроется.

В эту минуту на повороте лестницы показалась Людмила Федоровна, и девочки, забыв обо всем, так и бросились к ней навстречу. Она была не одна. Рядом с ней шел ее маленький сын, тот самый Витя, который называл себя «сержантом Козыревым».