Читаем Это моя война, моя Франция, моя боль. Перекрестки истории полностью

Этот безудержный карьерист не умел мыслить крупномасштабно. Он рвался к власти, но не заглядывал дальше ее получения. Какой великий случай он только что упустил! Он плыл по течению, этот колеблющийся адмирал. В ответ на английскую настойчивость Петен ограничился заверением, что не отдаст флот Германии и флот останется во французских портах, но экипаж будет уменьшен наполовину.[8]

Совершенно растерянный Альбер Лебрен внезапно решился уехать в Северную Африку с министрами или бывшими министрами, изъявившими желание его сопровождать. Сев на корабль в Бордо, он мог бы добраться до Пор-Вандра. Узнав это, Пьер Лаваль и его приспешники совершили настоящий набег на особняк префектуры.

Разговор был крайне горячим. Лаваль заявил, что сто депутатов и сенаторов собрались, чтобы удержать президента республики от осуществления этого замысла. Прозвучали слова «измена» и «предательство». «Если вы покинете Францию, — кричит Лаваль, — то никогда больше не ступите на ее землю!» Как все слабые люди, Лебрен упрямится и говорит: «Я не подчинюсь». — «Тогда подавайте в отставку». И вот в тот момент, когда Лаваль уже готов уйти, Лебрен совершает необъяснимый жест: берет его за руки и с волнением пожимает.

В ночь с 19 на 20 июня немецкая авиация сбросила на Бордо примерно шестьдесят бомб; в итоге шестьдесят три погибших и сто девяносто пять раненых. Способ ускорить переговоры.

20 июня адмирал Дарлан, по-прежнему непоследовательный, велел вывесить в обеих палатах следующее уведомление:

«Правительство, согласное с председателями палат, решило вчера, 19 июня, что сегодня, 20 июня, парламентарии сядут на борт “Массилии”. Но, поскольку река заминирована в Пойяке, “Массилия” не смогла подняться до Бордо, как предполагалось, и осталась в Вердоне.

Таким образом, парламентариям следует прибыть в Вердон на машинах, которые должно предоставить им правительство. Военно-морской флот не может сделать ничего другого».

Многие из политиков ответили на приглашение Дарлана и с супругами, сожительницами, семьями, слугами сели на это роскошное пассажирское судно, которое в обычное время использовалось на южноамериканских линиях.

Самыми известными из пассажиров были Даладье, Мандель, Ивон Дельбо, Жан Зэ, Мендес-Франс…

Отплытие было отнюдь не из легких. Экипаж, считая этих политических деятелей ответственными за беды Франции, отказывался поднимать якорь, хотя на борту находился сам Кампенши, который четырьмя днями ранее еще был министром военно-морского флота.

В море парламентарии узнали о заключении перемирия с Германией. Они составили единодушное послание председателю палаты, прося, чтобы он дал приказ вернуть их в Бордо. Капитан отказался передавать сообщение. Он имел особые инструкции.

Тогда Кампенши предпринял тщетную попытку убедить капитана направить судно в Лондон. Поскольку тот не получал на сей счет никаких указаний, он высадил своих высокопоставленных пассажиров в Касабланке, где и начались их неприятности. Позже благородный Дарлан велит отдать их под суд как дезертиров.

V

Конец партии

Вивонн — большое селение в двадцати километрах к югу от Пуатье, примечательное, пожалуй, только тем, что именно здесь Равальяку,[9] родившемуся в этих краях, было видение, будто ему предстоит убить короля. Но в первую очередь это место, где пересекаются два важных пути: национальная дорога Пуатье — Ангулем и департаментская, соединяющая Монлюсон с Лузиньяном.

Перемещение наших спешно отступающих войск было так хорошо налажено, что, когда 21 июня в середине дня, двигаясь из Сен-Мексена, я прибыл к Вивонну, сюда стекались части со всех четырех сторон, и перекресток оказался намертво заблокирован.

Такое скопление транспорта — настоящий подарок для вражеской авиации. Вынужденный ждать, когда дорога освободится, я выстроил свои машины вдоль обочины и тут заметил в небе прочерченный самолетом-разведчиком большой круг белого дыма. Очевидно, это был ориентир, указывающий на это военное месиво. Через несколько мгновений послышалось тяжелое гудение. Я приказал своим людям покинуть машины, а сам, прыгнув в канаву, прижался к откосу.

Первая волна самолетов пролетела над нами на небольшой высоте. Я увидел, как из их брюха посыпались бомбы. Земля дрогнула подо мной. Еще до того как летчики смогли нас обнаружить, нас накрыло второй волной. На этот раз меня чуть было не разрезало пулеметной очередью. Пули прошли справа, всего в нескольких сантиметрах, поднимаясь от ног к голове и пробивая землю с довольно неприятным свистом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары