– Борь, помоги мне тут, пожалуйста…
Помочь – это я завсегда. Главное, извиняться или оправдываться, а еще хуже – слезы унимать не нужно. Зайдя в комнату, осматриваюсь по сторонам, стараясь угадать предстоящий «фронт работ». Мебель вроде стоит нормально, крупных и ужасно страшных пауков в неярком свете бра тоже не наблюдается. Чем помочь-то?
За спиной негромко клацает язычком замка дверь. Я оборачиваюсь и понимаю, что Женька стоит прямо у меня за спиной, почти вплотную. И пристально глядит снизу вверх мне прямо в глаза. Так мы и стоим несколько секунд.
– И чего ты смотришь, шифоньер ты трехстворчатый? – разбивает повисшую в комнате тишину ее голос. – Поцелуй уже меня, в конце концов! Господи, и почему все мужики – такие идиоты?
Осознав, что я, похоже, действительно самый большой идиот на этом свете, без малейшего усилия подхватываю на руки почти невесомую девушку и целую ее нежные, чуть приоткрытые губы. А потом…
Да, собственно, какое вообще вам дело до того, что было потом?
Блин, да что ж у меня так неудачно под спиной в валик свернулось? А черт его знает! Или простыня, или пустой пододеяльник, которым Женька вместо одеяла укрывалась по необычайно теплой для середины весны погоде. Больше вроде нечему. Одежда – та на полу вся. Но вертеться и поправлять – не буду, потерплю. Уж больно радость моя удобно устроилась: голова на моем правом плече, рука – поперек груди, нога, в колене согнутая, – у меня на пузе. Тревожить не хочу.
– Колючий…
Тонкий пальчик осторожно проводит по щеке.
– М-да? А я думал, барышням брутальная трехдневная щетина нравится…
– Дурак, – фыркает Женька куда-то мне в подмышку. – Во-первых, эти твои заросли на физиономии уже, наверное, неделю как не трехдневные и больше на обувную щетку похожи стали, чем на щетину. Во-вторых, нравится она нам чисто внешне, смотрится красиво. А вот на ощупь – не очень. Знаешь, какое от нее потом по коже раздражение?
– Мм? – Я осторожно потерся щекой об ее щеку. – Не, не знаю… И какое же?
– Точно дурак, – с деланым возмущением пихает она меня кулачком в грудь. – Сильное. Красное и зудит.
– Да ладно? – Я пытаюсь повторить маневр, но встречаю чуть более активное сопротивление, сопровождаемое уже вполне реально возмущенным писком.
– Ладно, ладно, больше не буду…
– Вот и не надо, – насупила носик Женька, – а то я буду некрасивая. Ой, а это у тебя что?
Коротко остриженный ноготь легонько касается старого, давно побелевшего, но длинного и неровного шрама на подбородке.
– Бандитская пуля, – протяжно и трагично вздыхаю я.
– А если серьезно?
– А если серьезно – фугас. Большой такой. В первую еще кампанию в головном дозоре шли – и напоролись. Хорошо еще, что БТР под задницами был. А то костей не собрали бы. А так – просто раскидало нас по окрестным кустам, как кукол…
На самом деле было все далеко не так просто и радужно: при том подрыве погиб наводчик, остался без ноги мехвод, да и остальным досталось. Я вот, например, в себя пришел только через пару часов, уже на «сортировке» в полевом медпункте. И это еще повезло – был на голове не стандартный для пехоты СШ-68, а спецназовская «Сфера», которая в момент взрыва на моем многострадальном «чайнике» все же удержалась. Если бы слетела – так со всего размаху головушкой об асфальт и приложился бы. Думаю, на том бы все для меня и закончилось. А так – отделался разорванным в мясо подбородком, рваными ранами на виске и затылке (это когда шлем от удара о землю все же сорвало, а меня дальше по дороге еще несколько метров кувырком протащило) и полным ртом мелкого крошева, что еще совсем недавно было пятью моими зубами. Учитывая обстоятельства – очень легко отделался. Но нужно ли об этом знать Женьке?
– А это? – Пальчик девушки чертит по шраму на виске.
– Тогда же. Ерунда. Оцарапался…
– А вот это?
Уродливые шрамы на моей левой голени не заметить сложно.
– Это уже во вторую. Осколочное. Сразу в госпиталь вывезти не смогли, да и перемотали второпях не шибко аккуратно – грязь в рану попала, нагноение пошло, пришлось «пилюлькиным» рану чистить.