Это мужской мир, подруга!

Я отодвинула визжащую трубку от уха и переждала пару секунд.

– Обязательно пойдешь. Причем к своему обидчику. Он же тебе зачет в зачетку так и не поставил?

– Я? К этой скотине? – вспыхнула она.

– Ты хочешь, чтобы он продолжал насиловать студенток? Ты не хочешь посадить его в тюрьму? – спросила я строго и с удовлетворением отметила, что с той стороны наступила тишина. Тогда я продолжила: – Если бы у меня был шанс, я бы это обязательно сделала. Говорила я тебе, что я ходила и писала заявление в милицию?

– Да, – прошептала Жанна. Голос сразу стал тихим и усталым. Мне было жаль ее, но еще больше было бы жаль, если бы она так и продолжила жить, прячась в стенах родительской квартиры и проклиная себя за глупость и слабость.

– Все будет хорошо, – заверила я ее. – Я приеду сразу, как только суд кончится.

– А что за суд? – поинтересовалась она.

– Это будет... – Я застыла на мгновение, потом ухмыльнулась: – Не поверишь, я не помню. Кажется, кража со взломом. Предварительное слушание. А впрочем, неважно.

– Я тебя жду, – вздохнула она и отключилась.

План у нас с ней был простой. Нужно было организовать поимку с поличным. Да, звучит это все омерзительно, но это вовсе не значит, что Жанне пришлось бы с ним снова спать. Нужно было только грамотно отыграть сцену – прийти, краснея, попросить восстановиться. Сказать, что решила все-таки учиться дальше. Одеться как-нибудь соответственно, провокационно, но в меру. И... надеяться, что преступление свершится вновь. Дело в том, что Жанна бросила вуз именно из-за того, что, выбежав тогда из его стен в ярости и в слезах, она так и не поставила оценку, заработанную таким... м-м-м... противоправным (со стороны преподавателя, естественно) путем, в зачетку. Неизвестно, есть ли эта отметка вообще в его ведомости. Только его слова – и все. Уверенности в том, что что-то получится, не было. Но Максим высказался лаконично:

– Это вам не Америка, здесь надо прийти в суд с видеокассетой с записью изнасилования, а также с пятью экспертизами и тремя свидетелями, которые видели все лично, желательно, чтобы еще и с побоями. А уж сексуальные домогательства – у нас и слова-то такого нет. А вернее, нет судебной практики.

– Нет – так будет. Значит, говорите, кассета? – била копытом я. В принципе все это можно было организовать. Технология отработана на взяточниках, только в качестве меченых купюр – девушка. Разница есть.

День пролетел быстро. Максим не звонил. Я смоталась к Жанне, отзвонилась отцу, сказала, что буду к ужину, долетела до Арбатской от Пироговки за десять минут (и такие чудеса случаются в жизни) и зашла в родной офис, мечтая погрузиться в сладостный, волшебный мир судебной практики по аналогичным делам, как бы она ни была скудна. О том, что что-то не так, я поняла практически сразу, как только открыла дверь.

– Ника, привет! Ты что-то поздно сегодня. Чаю хочешь? Или кофейку? – Илона выплыла из-за своего стола и набросилась на меня со всей мощью своей акульей хватки. Она улыбалась во все свои тридцать два отбеленных крупных (возможно, что и фарфоровых) зуба и заглядывала мне в глаза.

– Что? Ты заболела? – удивилась я, прижимаясь к стене. До сих пор, если уж Илона и снисходила до меня, так только для того, чтоб передать мне поручение от Холодова или Халтурина или вручить грязную чашку, чтобы я ее «захватила» по дороге.

– Я? Почему? – заволновалась она. Бросив быстрый взгляд в зеркало, Илона успокоилась и улыбнулась еще шире. – Устала?

– Есть немного, – осторожно согласилась я, пробираясь «тылами» к двери своего кабинета.

– Может, пойдем поболтаем? Сколько можно работать, в конце концов? Я считаю, что мы просто обязаны отдыхать больше, – еще ласковее улыбалась она и всем своим видом давала понять, что мы с ней одной крови, она и я. Так и хотелось спросить, не промахнулся ли Акела? И что это Шерхан вдруг подобрел и проникся интересом к беззащитному Маугли? Впрочем, все разрешилось почти сразу. Не успела я спастись бегством и забиться в свой канцелярский угол (Журавлева не было), как в кабинет ворвался сам Халтурин в своем, как всегда, роскошном (и прекрасно отглаженном) костюме и бросился ко мне, раскрывая объятия.

– А вот и она – моя любимая практикантка. Что же вы скрывали от нас свои прекрасные корни? – пожурил он меня, шутливо погрозив пальцем с маникюром и дорогим кольцом-печаткой.

– Что вы имеете?.. Не поняла? – вскочила я, моментально краснея.

– Мы с вашим уважаемым папой столько лет сотрудничаем! Мы все тут его очень уважаем, и вы просто не представляете, как мы рады с вами работать, – растекся он в добродушной улыбке.

Я догадывалась, что степень этой «радости» просто зашкаливала. Ведь в теории… если бы они вдруг чем-то меня расстроили по незнанию и неосведомленности и я бы обиделась, они бы могли не только потерять выгодного и «любимого» клиента с богатыми возможностями и огромными потребностями, но и огрести проблем. Так что «радостью» он так и светился.

– А уж как я рада! – расплылась я в ответной улыбке. – Представить себе не можете.