Наводил Петя Николаев. Рыгнуло наше орудие. И кольцовское рыгнуло.
И Олег бросился помогать расчету со следующим снарядом, теперь все в быстроте!
А немец не ожидал тут огня.
Стал расползаться в стороны.
Но и мы — не мимо! Фонтаны искр от брони! — значит, угодили, осколочно-фугасным!
Остановился танк.
А позадей — загорелось что-то, наверно бронетранспортер.
А по дороге — колонна катила!
Но и мы свои снаряды — чуть не по два в минуту!
А наш снаряд — и «королевскому тигру» мордоворот.
И так получилось удачно — как раз перед мостом и на мосту — разворотили по танку и пробкой закрыли мост.
Удивляться, что сам мост уцелел.
Немецкие танки били сюда, но оттого, что берег наш много выше, а они снизу, — снаряды их рикошетили и улетали выше. Расчеты падали в лежку в кюветы и тут же вскакивали опять заряжать. Николаев и Кольцов не отходили от орудий — и целы остались.
…Когда не думаешь ни о себе, ни о чем, ни о ком, а только как бы
А немцы вперемежку стреляли и неразрывными болванками, как у них повелось еще с осени: не хватает снарядов?
А от болванок — осколочных ранений нет, только во что прямо угодит.
Все ж — ранило мятучего Юрша и двух из расчета Кольцова.
И на орудии Николаева танковой болванкой перекосило колонку уравновеса.
Вот так — вспоминали потом, все вместе, но
Потом — было разное. Подошел-таки, ниоткуда возьмись, наш стрелковый взвод — и залег по берегу.
Мост — на пристреле. Между подбитыми танками немцы поодиночке пытались сюда пробегать — тут их и укладывали.
А через лед, да по круче, в снегу утопая, — кручу берега тоже не взять.
Ну и нам по мотоколонне на тот берег — нечем бить, снаряды кончились.
А тут, по свободной дороге сзади, вдруг подкатил наш танк с угловатым носом, ИС, новинка, сильнейшая броня, из дивизионной по нему стрелять — что семечки бросать. Стал между пушками — и бабахнул предупредительно раза три по мотоколонне, два раза — по дороге на Адлиг.
И оттуда — не совались.
Моторы — оттянули немцы в лес.
А сзади еще два ИСа подошли.
Вот когда полегчало.
Еще потом — выше, ниже по реке — через лед, и на снежную кручу карабкаясь, — выходили из окружения.
Средь них — и свой комбат Касьянов, с подбитой рукой.
И — батарейцы с захваченных 4-й и 5-й, кто смог убежать, добежать. Не много их.
И капитан Топлев, целенький.
Но про комдива — только и мог сказать, что его —
Как бы не насмерть.
Не поверил Олег, глянувши на часы: куда три часа ушло? Как они сжались, проскочили? Будто канули в бою.
Уже и светало.
Кухня кормила, кто тут был из наших.
Капитан Топлев — стыдливо растерянный перед командирами взводов. Но что он мог — лучше? Не умолкал, все заново рассказывал Касьянову: как было, как неожиданно они подкрались — и нельзя было спасти пушки.
И капитан Касьянов, невиноватый, — как в чем виноват.
Спустя часок — от Либштадта, сзади, подкатило две легковых. На переднем, трофейном «опель-блице», — помначштаба бригады — майор, начальник разведки бригады — майор, еще из штаба помельче. Верить не могли: вот за эти несколько часов? со вчерашнего тихого вечера? и — такое произошло?
Бросились радировать в штаб бригады.
А из второй машины — замполит 2-го дивизиона Конопчук и парторг Губайдулин, отоспался, трезвый.
И — бригадный СМЕРШ майор Тарасов.
Столпились с офицерами: как и что? Негодовали, ругали Топлева, Касьянова: как можно было так прохлопать?!
Тарасов строго отчитывал:
— Понятия «неожиданность» не должно существовать. Мы должны быть всегда ко всему…
А задерганный Топлев, теряя рассудок:
— Да ведь и знали. Предупреждение было.
— Да? Какое?
Топлев рассказал про перебежчика.
Тарасов — смекнул молнией:
— И где он?
Повели его туда, к барскому двору.
А остальные приехавшие огляделись, поняли: эге, еще и сейчас тут горелым пахнет. Надо уезжать.
А в штабе бригады уже знали
Привели к Тарасову перебежчика.
Несмотря на ночную перепалку, он, может, и поспал? Пытался улыбаться. Миролюбиво. Тревожно. Ожидательно.
— Ком! — указал ему Тарасов резким движением руки.
И повел за сарай.
Шел сзади него и на ходу вынимал ТТ из кобуры.
А за сараем — сразу два выстрела.
Они — тихие были, после сегодняшней громовой ночи.
От вечера 25 января, когда первые советские танки вырвались к Балтийскому морю, к заливу Фриш-Хаф, и Восточная Пруссия оказалась отрезанной от Германии, — контрнаступление немцев на прорыв было приготовлено всего за сутки, уже к следующему вечеру. Их танковая дивизия, две пехотных и егерская бригада — начали наступление к западу, на Эльбинг. В ходе ночи с 26 на 27 января к тому добавились еще три пехотных дивизии, и танки «Великой Германии», захватывая теперь левым флангом Вормдитт и Либштадт.