Это мы, Господи, пред Тобою…

Один раз в зоне, в кондее, сидел, дожидаясь суда, начлаг лагеря в Пестереве, говорили, за допущение множества побегов. Его выводили на прогулку, и мы злорадно с ним здоровались. Такие лица, «допустившие побеги», так же как судьи, следователи, энкаведешники и прочие «слуги закона», содержались в отдельных лагерях. Иначе, опознав, зеки их убили бы, даже политические зеки. Так, в Сиблаге их собирали на участке конного завода, куда мы приезжали с гастрольными спектаклями. С пересылок их отправляли быстро, пока никто не успел опознать. При мне в Арлюке бывшая судьиха с воплями бежала по зоне от гнавшихся за нею, опознавших ее, баб. Заскочив в барак политических, которые эксцессов вроде бы не допускали, умоляла нас вызвать к ней сюда начальника 3 части (лагерного следователя). Никто не хотел сделать для нее этой услуги. «Женщины, — взывала она, — вы же политические, вы же умные, должны понять: не виновата же я, что работала судьей, а не учительницей или еще кем».

Мы понимали, что не виновата, что государева служба всякая бывает, но только дневальная, опасаясь, что озверелые бабы ворвутся к нам, привела «третьяка». Судьиху он увел, «спрятал» в карцер, потом ее увезли.

Я в группе нового этапа увидела одного из судебных заседателей своего собственного процесса. Больше я его не видела. Еще случай. Прибыли к нам две политических девушки, осужденные в 48-м году «за листовки». На тетрадных листах эти десятиклассницы г. Белове писали по рассказам прибывших из-за границы наших военнослужащих правду: при капитализме трудящиеся живут во сто раз лучше, чем мы. При социализме — нищета, неравенство и репрессии. Зачем тогда социализм? Долой его!

Мужественных, но наивных девчонок изловили моментально. Получивший свидание с арестованной Соней Дудкиной (потом она стала актрисой нашего театра) отец избил ее при свидании зверски. И хотя она понимала, что это было «алиби» бывшего раскулаченного, простить ему не могла.

Бежит однажды Соня ко мне, глаза — из орбит. Только что с новым этапом прибыл следователь по их делу, который ее бил и оскорблял, но теперь, видимо, и сам попался. Полубезумная от волнения, она решила рассказать мужчинам, кто прибыл. Может быть, его и не посадили, а «подсадили», но показать его всем необходимо. Но и он, видимо, заметил Соню: его в те же сутки отправили от нас за 20–30 минут.

А вообще они жили меж нами, пока не были кем-либо опознаны. Так, еще в Черте заходил ко мне делать ванночки на якобы больной триппером орган молодой сероглазый советский лейтенант в добротной шинели. Жил он в одном бараке с «госпреступниками». Очень активен был и не бесталанен в самодеятельности, отличившись особо в отрывках из «Роз-Мари», поставленных залетевшим к ним опереточным режиссером, очень умело имитировавшим эпилепсию. Фамилия офицера запомнилась: Серегин. Я с ним была в наилучших отношениях. И вот, спустя года два, уже в Киселевском лагере, он в высоком чине, в щегольской форме с голубым прибыл в зону с комиссией ИТК по поводу нашего театра. На меня он смотрел, как на пустое место, я, понятно, тоже его «не узнала».

Но вернусь к побегам. Их наши стражи боялись как пожара, за их допущение в советском государстве каждый мог очутиться под стражей.

О двух смелых побегах политических рассказать стоит. Техника одного: дежурный по зоне начальник — не помню должность — напился на ночь чаю в дежурке и, заказав дневальному зеку разбудить его «в случае чего» снял фуражку, шинель, сапоги и прилег. Проснулся, когда пришел сменщик. Почему же не разбудил ночной дневальный в дежурке? И где сапоги, шинель и фуражка? На столе лежала бритва и пучок волос: дневальный сбрил бороду, чтобы не отличаться от бритого дежурного офицера.

В проходной двое полусонных надзирателей играли в шашки, третий дремал, остальные солдаты находились в штабе, за зоной. Оба шашечника уверяли, что близко к рассвету дежурный офицер прошел мимо со словами: «Сейчас вернусь. Я в штаб. Не дремлите здесь». Две собаки, лежавшие рядом, не шевельнулись. Оказывается, дневальный часто с ними общался, кормил их, принося ужин для дежурных из лагерной кухни, или при мытье пола.

В дежурках, примыкавших к проходной, дневальным был средних лет мужчина с бородой, по 58 статье, но солидный, начальством уважаемый, считался среди нас сексотом. Ростом и фигурой схож с оплошным офицером. Выяснилось, очень хорошо умел передразнивать голоса начальства, чем очень смешил, а иногда пугал товарищей по жилому бараку. Часовые с вышек видели, как подняв от мороза воротник, «дежурный офицер» действительно прошел к штабу. Один из них по уставу крикнул: «кто идет?» и в ответ услышал фамилию дежурного.

Мы проснулись от лая собак, треска пулеметных очередей и ракет, осветивших еще темную окрестность. Собаки брали след до самого штаба, потом потеряли. Снега не было. Доморощенные криминалисты ломали голову, куда исчез, дойдя до штаба, бежавший. Его не нашли, иначе нам показали бы пойманного.