Это мы, Господи, пред Тобою…

Я одна женщина в зоне, моя жизнь под особым наблюдением, но это меня не пугает. Все зеки, конечно, думают, что я «живу» с доктором. Пусть думают, мне это выгодно! На деликатные намеки Ивана Петровича, что он «мог бы полюбить» женщину старше себя, не реагирую, в результате чего он сделал наложницей, как позже выяснилось, малограмотную, случайно к нам попавшую, пациентку Надюшу.

Вообще же, как правило, сестры «сожительствуют» с врачами. Иногда и начальство смотрит на это сквозь пальцы. Мнение, что в Белове я «живу» с Алексеем Петровичем, было мне на руку: никто не «посягал». И сам Алексей Петрович, многократно меня спасавший, поддерживал слухи шутками; бывало, лягу вздремнуть, он шипит: «Не шумите, жена спит». Услышав однажды, я возмутилась, но он мне разъяснил, что так мне же лучше. Теперь начальство, с любопытством провинциалов, наблюдая за мною, все знает точно, и я спокойна за свое прочное положение в амплуа сестры, очень престижное в лагерях.

10. Мостырщики

Чтобы завершить медицинскую тему, коснусь еще одной специфики в лечении зеков. Уже в Белово узнала я эту сторону лагерной медицины: разоблачение, или, наоборот, покрытие так называемых «мостырок» — искусственных травм, артистично наносимых зеками себе самолично, а порою и с помощью медперсонала. Болезнь ведь нередко служила средством спасения от тяжелых работ, от этапов. В госпитале больной не мерз, жил в лучших условиях. А люди с не слишком крупными преступлениями могли быть даже «сактированы по болезни», то есть освобождены досрочно. Актировали и по возрасту.

Актируем бабку-самогонщицу. Судья спрашивает: будешь теперь самогон варить?

— А что ж, батюшка, если сын опять приедет, придется варить бражку! — Старуху не сактировали.

Приходил старик 75 лет. Он был по 58–10 статье — «болтовня», то есть «дискредитация советской власти». По его мне признанию, он когда-то был «капиталистом»: имел крупный завод или фабрику. «Большие дела делал — рассказывал он, — на заграницу работал. Была у меня тыща рабочих. Ты-ыща! А канцелярии было»— я да мой приказчик».. Посадили его за то, что ходя с какими-то делами по советским чиновникам, вслух возмутился обилием канцеляристов-бездельников, в то время как «на полях работать некому». Врач на всякий случай представил его к актировке, но 58 статья даже в таком пустяковом действе актировке не подлежала никогда. Мамки «политические» — тоже. («Мамки» — это матери, родившие в лагерях).

Так как 58 статья никогда не актировалась, мостырки среди «государственных преступников» были реже, служили только средством попасть в госпиталь. При безбелковом питании у многих появлялись отеки, они их увеличивали, «мостырили», потребляя соль с водою. И многие вызывали этим необратимые процессы отекания и погибали десятками.

При докторе Жаркове замечаю вдруг, что один градусник, отличный от других, то появляется, то исчезает. Замечаю, кому его даю. Некий Костя! Он был посажен на 8 лет и всегда подчеркивал, что он не вор. Он был «великим комбинатором». Костя много рассказывал, как дурачил провинциальных председателей колхозов. Я запомнила только рассказ, как он артистам продавал «куклы»: показывал отрезы, а вручал пакеты с дерюжками и т. п. Просто украсть считал «позором». Рассказал и об одном «чудаке» — приятеле.

Тот был «добрым разбойником». У одних отнимал, а бедным давал, помогал деньгами детдомовцам, например. Схвачен был при попытке соблазнить какого-то ребенка покупкой ему железной игрушечной дороги. Мать и выдала оригинала. У крупных артистов выманивал ценности шантажом и т. п.

У нас Костя лежал как «тубик» — туберкулезник с открытым процессом в легких. Заметив подмену термометра, я никому ничего не сказала. Купить или украсть запасной градусник для на-бивания субфебриальной постоянной температуры было не трудно. Но ведь актировали комиссией из вольных врачей, делали анализы, рентген. Доверенный заключенный врач только представлял неизлечимого к актировке. Выход был: перед рентгеном вдыхали тончайшую сахарную пудру, оседавшую и дававшую полную иллюзию каверны, крепитации. Мокроту «с палочками» покупали у настоящих тубиков, которых тогда было много. Костю, просидевшего из восьми только год, сактировали.

Узнавая об этих «секретах производства», я своих «братьев по классу» никогда не выдавала, но, правда, опасаясь своей прирожденной бесхитростности, и не помогала мостырщикам, хотя мне порою и намекали, что при соответствующем вознаграждении… Обычно при подобных мостырках врачам полагалось давать «на лапу», а тем паче, коли они проходили при их участии. Обычно они подсказывали симптомы.

Тоннер особо интересовался мостырками, но лишь для «шлифовки себя» в диагностике. Мне он раскрывал эти секреты, тоже спасая мне жизнь: может быть и пригодится в лагере самой, либо для разоблачения, чтобы поддержать репутацию честности в глазах начальства, либо «для мести» (он так и говорил), либо для обогащения при участии в мостырке, либо для собственного спасения в случае нужды.