- Это ужасно, Матье. Это разделяет нас с тобой... делает неестественное еще более неестественным. Это - форма самопожертвования, отказа от себя, подчинения себя другому... которая наверняка не соответствует твоей натуре! Ты любишь ту боль, то несчастье! Еще и сегодня любишь тогдашнюю боль! Ты не понимаешь себя! В тот день, когда тебя убивали, тебе причинили и душевную травму! Ты наверняка был не в себе... тебя лихорадило, когда происходила эта отвратительная сцена с Гари! Я понимаю, тебя можно простить. Ты был тяжело ранен, в тебе засел страх -ты ведь чувствовал, как пальцы Долговязого копошатся в твоих внутренностях. Гари спас тебя... и ты увидел в нем ангела-хранителя. Вот о чем ты хотел умолчать. Он - твой ангел. Ты так решил, когда он разогнал убийц. Но ведь
- Гари не способен к состраданию, - сказал Матье,-но он не испорчен.
- Это лишь голословное утверждение... результат твоей слепоты. Воспоминания, мысли... у тебя они все перепутались из-за пережитой душевной травмы, из-за смертельного страха, который ты испытал. Тебя не назовешь невозмутимо-холодным. В отличие - если верить твоим словам - от Гари. Ты привязан. Привязан к своему детскому переживанию - дьявольским способом. Ангелы...
- Гари не исчез, - сказал Матье тихо.
- Я не позволю тебе быть слепым... Ты для меня слишком ценен, чтобы пожертвовать тобой из-за какой-то глупости, из-за твоего юношеского сумасбродства. Я тебе друг, более верный друг, чем Гари, - во всяком случае, мне так кажется. Я не требую от тебя несправедливости. Я хочу... чтобы ты был справедлив к Гари... чтобы уважал его невозмутимость, разумность - качества, которых самому тебе не хватает. Ты богат; ты наследник крупного состояния. Но ты до сих пор не отблагодарил Гари деньгами.
- Мне... Мне очень странно это от тебя слышать. Гари бы денег не взял.
- Ты уверен? Такая уверенность объясняется твоим ослеплением.
- Пока что я студент и всего лишь потенциальный наследник. Гари же получает жалованье. Это как-никак доход - более солидный, чем мелочь, выдаваемая мне на карманные расходы. А когда Гари однажды понадобилось, чтобы я достал для него сумму побольше, я ее достал.
- Не понимаю, на что ты намекаешь, - сказал Клаус Бренде.
- Я отнес в ломбард два серебряных подсвечника из Бенгстборга, чтобы Гари приобрел матросское обмундирование,- сказал Матье, - А потом я снова их выкупил. И даже не рассердился на Гари за его просьбу... потому что в любом случае оплатил бы эти расходы. Ты опередил мои мысли. Что, собственно, ты хотел доказать?
- Да ничего... У тебя не хватило мужества, доверия ко мне, чтобы просто попросить деньги. Похоже, я не вправе упускать шанс... вовремя подсказать тебе кое-что.
- Ты решился высказать что-то важное... - откликнулся Матье, хотя сердце у него сжалось.
- Пришло время, чтобы ты обратился к Гари с неким предложением, чтобы предоставил ему свободу, перестал держать в зависимости. Он наверняка ждет от тебя чего-то... Ждет, что ты... выразишь ему свою признательность... подобающим образом. Он матрос. Он не должен оставаться матросом всю жизнь - полагаю, ты тоже так думаешь. Ему бы надо закончить мореходную школу, получить квалификационный патент. Помоги ему сделать такой шаг. Он на это надеется. Пора, наконец, с ним рассчитаться... чтобы он мог отвести от тебя свой невозмутимо-холодный взгляд... Не исключено, что он захочет с тобой расстаться... если того потребуют его жизненные задачи. Неестественная верность... преступна.
Матье почти утратил дар речи. Он повторял, вновь и вновь, одно слово:
- Пожалуйста, послушай меня, - сказал Клаус Бренде.-Его мать была очень довольна, когда я помог ей деньгами... заплатил за... решительность ее сына. Она была разумная женщина... на свой манер.
- Ты ей заплатил... Ты не жмотничал... Платил и мертвецам, и живым...
- Возьми себя в руки, Матье! Наверняка мысли твои не так вульгарны, как то, что ты говоришь.
- И когда же ты заплатил за мое спасение... вышеозначенной матери?