- «Дырки», и «прорехи», и «щели» - я назову тебе еще с дюжину подобных скабрезных слов. Я ведь, употребляя их, не о любви говорю. Или ты так невнимателен? Все это не имеет ничего общего с пороком, с безумием, с мерзостью, с преступлением, с
Матье ничего не возразил. Не знал, зачем ему эти признания. Он ощущал только боль... И что-то вроде безграничной усталости. К собственному изумлению он наконец сказал:
- Я знаю тебя лишь поверхностно, Гари.
Тот засмеялся; не с какой-то задней мыслью, а скорее по-детски.
- Пойми, что моя пресловутая распущенность заходит не так уж далеко. Я тебя пока не обманываю, ни о чем перед тобой не умалчиваю. А в результате всякие мелочи представляются тебе бог знает чем. Да и в отчетах господина Йозефа Кана эти мелочи раздуваются. Он ведь не может залезть мне в душу и точно узнать,
- Давай не будем об этом - лучше не будем!
- Тише: кельнер подумает, что мы с тобой поругались.
Гари вытащил из кармана стокроновую бумажку и протянул ее Матье. Тот с недоумением взглянул на руку и на купюру, потом - в лицо Гари.
- Возьми!
- Что это значит?
- Тебе сейчас нужны деньги. Больше, к сожалению, у меня с собой нет. Вчера я дал деньги Агнете. Да и сегодня утром пришлось кое за что заплатить...
- Я не возьму этих денег.
- Хочешь разыгрывать сумасшедшего, Матье? Так я тебе не позволю. Хоть ты и пустил на ветер двадцать тысяч крон, я на тебя зла не держу. И скупердяем это меня тоже не сделало. Ты теперь беднее, чем я. Ты взял на себя расходы на поминальную трапезу. Так что бери!
Матье все еще колебался.
- Неужели мои деньги настолько плохи, а наша с тобой дружба такая неравная, что ты не воспринимаешь мой жест как нечто естественное? Мне остается считать тебя дураком, или моим недоброжелателем... Или слабоумным, больным человеком...
- Гари... Я хотел резко ограничить свои потребности... жить как подобает бедняку... отказаться от неоправданных притязаний, которые, пусть и неосознанно, предъявлял жизни еще вчера.
- Бери же! Ты и понятия не имеешь о деньгах. Это для меня все очевиднее.
Матье позволил, чтобы Гари сунул купюру в карман его пиджака.
- Мы еще выманим у генерального директора эти двадцать тысяч.
- Гари, я уже понял, что сделал что-то неправильно; но все равно не знаю, как должен был поступить. У меня совсем нет практической сметки - хотя все живое, что вынуждено как-то кормиться, вроде должно ее иметь. Я всегда полагал, что любовь родственна голоду, а нелюбовь - сытости.
- Дурацкая философия, хромающая на все четыре ноги!
Гари поднял чемодан Матье.
- Думаешь, я должен сказать отцу, что отказываюсь от принятого решения?
- Ты пока никому ничего не должен. Мы с тобой с голоду не умрем. Ни о чем не тревожься! У меня в сберегательной кассе на счету пара тысяч крон. Подождем благоприятного случая. Уж что-нибудь нам да подвернется. Ты, главное, не тревожься, - Гари придержал для Матье дверь.
В бассейне
Они стояли на улице. Потом пошли. Гари нес чемодан.
- Я должен найти себе пристанище на ночь, - сказал Матье.
- Найдешь где-нибудь, - ответил Гари. - Не будем менять свой ритуал. Сперва давай сходим в бассейн. От вернувшегося из плаванья, где повсюду вода и ветер, все равно несет кубриком. Ты просто не обращаешь внимания, пахну ли я и чем именно. Я и в постели у Агнеты уже побывал. Кое-что лучше бы с себя смыть. Тебе, думаю, это не столь необходимо.
Они сели в трамвай.
- Ни в одной гостинице номера не стоят так дешево, чтобы я мог в ней поселиться. Хотя бы на две-три ночи.
- Под открытым небом ты не останешься, да и в ночлежку не попадешь, поверь.
Они вышли у «Треугольника» и по <...> улице спустились к бассейну, что возле Фёллед-парка. Гари хотел купить билеты в парную баню. Матье потянул его за рукав, отвел в сторону.
- В парную давай не будем... - сказал он робко.
- А почему бы и нет? Экономить на таких пустяках тебе незачем. Пара лишних крон у меня найдется.
- Не в том дело, Гари. Просто я, похоже, сегодня не вполне владею собой.
- Не вполне владеешь собой - что это значит?
- Боюсь попасть в неловкое положение. Я могу возбудиться, увидев тебя. Я себя чувствую очень неуверенно, словно в полусне. Не способен держать себя в руках...
Гари понял.