Это называется так (короткая проза)

Хуже всего кровь вымывалась не из-под ногтей, а из тонких резных узоров потускневшего под холодной струей кольца. И кровь-то была менструальная, и кольцо было от другого брака.

Никого нет

Если бы на следующий день после Конца Света кто-нибудь остался в живых, и если бы этот кто-нибудь спросил его, как объяснить будущим поколениям, что чувствовали жители Земли в тот чудовищный вечер, и если бы он сам остался в живых, чтобы ответить на этот вопрос, и если бы при этом сама мысль о существовании будущих поколений не показалась бы ему идиотской, он сказал бы: «Кто-то из сыновей угнал у меня машину».

Вот и всё

Он не мог работать, если знал, что эта штука лежит в одном из ящиков его стола, он не мог пользоваться ванной, если эта штука хранилась в аптечке, он не мог даже перенести ее присутствия в старом буфете на балконе, он все время чувствовал себя так, будто она взорвется, как если бы она могла. Он не мог арендовать в банке сейфовую ячейку и положить эту штуку туда, потому что чувствовал: тяжеленная металлическая ячейка будет тогда лежать прямо у него в голове. На четвертый день он арендовал в пятидесяти километрах от города холодильную камеру площадью сто четыре квадратных метра (минус двадцать градусов, на три года) и отнес эту штуку туда. Ему дали карточку и код, он открыл герметичную дверь, зажмурился, кинул эту штуку внутрь, запер дверь, бросился к лестнице, но почувствовал, что штука лежит слишком близко к выходу. Тогда он вернулся, опять открыл дверь, поднял штуку, донес ее до самого дальнего угла камеры и накрыл плащом. Потом, подумав, накрыл ее сверху еще и пиджаком, потом рубашкой, потом собой.

Done and done

Уже потом, в раю, им довелось побеседовать о том, имело ли это смысл, и по всему получалось, что — нет, не имело.

Предварительно

Он вернулся контуженый, но весь в орденах, в медалях и красавец. Будущая его жена была снайпером, женщиной с железной рукой. За пять лет стрельбы ладонь от въевшихся в нее грязи, пороха и пота стала черной и блестящей, как перчатка; его будущая жена говорила мужикам, пытавшимся к ней пристроиться: «Порву яйца поворотом». Она и ее будущий муж выписались из госпиталя в один день; он заметил ее во дворе, она стояла к нему спиной. Он увидел замотаную бинтами голову и красные от весеннего ветра уши над поднятым воротником шинели. Она часто пересказывала потом фразу, с которой он к ней обратился (она вообще хорошо запоминала фразы): «Простите, вы не будете любезны одолжить мне огонька?» Вся семья с ее слов потом заучила эту фразу наизусть; много лет спустя их сыновья — близнецы, учась курить в подвале новенькой пятиэтажки, где отец с матерью, оба — герои — орденоносцы, получили огромную льготную квартиру, пользовались словами «Вы не будете любезны.» в качестве кодовой фразы — мол, пойдем, посмолим; один раз это услышала мать, и оба получили черной кожаной ладонью по ушам.

Тогда, во дворе оборудованного под госпиталь крытого бассейна, она повернулась к нему, увидела его забинтованную голову и торчащие мерзлые уши, и спросила, об какое это дерево он любезно одолжился головой. Он сказал: «А я и со спины понял, что вы барышня» (эта фраза потом тоже повторялась в ее рассказах часто, но как-то не прижилась). Оба по ранению стали штабными, оба контужены в левую половину головы и всю жизнь обнимались на здоровую сторону. Оба выучились на философском факультете, партия отнимала много времени, к тому же у нее контузия дала сильное повреждение обоняния, из-за которого она всегда очень плохо готовила, поэтому они предпочитали есть в партийной столовой, из которой его денщик стал привозить к ужину судочки на дом — позже, когда родились близнецы. Медали и ордена мирного времени он не любил — «Трехлетие обороны того», «Пятилетие взятия сего», а она любила, получала их с удовольствием и звала сослуживцев выпить и отметить. К каким-то из этих наград их представляли одновременно, к каким-то — только его или только ее. Дважды за время их совместной жизни он очень сильно и очень неожиданно запивал, на второй раз это даже грозило большими неприятностями, но через два — три месяца брал себя в руки. После контузии он некоторое время слабо слышал, но потом слух восстановился, остались только сильные головные боли, а еще он всегда очень мало спал, и ночами, чтобы занять себя, выжигал по шкатулкам правильные красивые орнаменты и добился большого мастерства, о нем сообщила газета, и несколько шкатулок приобрел ремесленный музей; какой-то математик написал о его орнаментах статью; ему принесли серый математический журнал, он ничего не понял, но от тамошних схем ему делалось хорошо.