Это не моя жизнь

– Кто бы знал, как паршиво мне сейчас! У-у-у… Никого не хочу видеть, пошли все отсюда! Вон! – промычал он и ударил кулаком по столу так, что одна из бутылок упала и покатилась.

Едва успев её подхватить, Ольга уселась на табурет рядом с сыном. Подобные состояния у Савелия случались часто, он называл это – «раскумариваться». В такие дни он ничего не ел, много пил и злился на всех.

– Может, поспишь, Савушка?

Сын медленно поднял на неё водянистые с красными прожилками глаза. Она уже знала, что резкие движения причиняют ему боль.

– Сколько раз тебе можно говорить: бессонница у меня. И ночью, и днём – сна нету. – Он с силой начал колотить головой по полировке стола: – Не-ту, не-ту, не-ту.

– Савушка, опомнись! – закричала Ольга, всплеснув руками. – Что ты делаешь? Господи! Отец сейчас должен прийти…

Заикнувшись о муже, тотчас пожалела о сказанном. В последние дни между отцом и сыном Изместьевыми словно чёрная кошка пробежала: оба друг друга на дух не переносили. Не зная причины, Ольга чувствовала себя этаким буфером: если бы не она, те давно бы сожрали друг друга.

И сейчас, услышав про отца, Савелий напрягся:

– Думаешь, патрубок заявится – мне полегчает? – на секунду зажмурился, словно пережидая приступ мучительной колики. – Святая простота, ма… Это для своих… страждущих больных он, блин, спасительная помощь. Лично для меня он – что тряпка красная для быка, почти убитого, кстати. Терпеть не могу, ненавижу… Мразь!

– Да когда ж это кончится? – сквозь слёзы простонала Ольга.

– Никогда, – твёрдо заключил Савелий. Его лиловые щёки затряслись, кадык на худой шее задёргался. Ольга знала: ничего хорошего это не предвещает.

Звук открываемой двери прервал начинавшийся приступ, оба на секунду замерли. Савелий опомнился первым: ткнув указательным пальцем в потолок, округлил глаза:

– Помяни чёрта, он тут как тут, сам пожаловал! Попс! Не прошло и минуты, как о нём вспоминали. Это ли не счастье! А мы не ценим, близорукие, блин!

– Что он тебе сделал плохого? – всхлипывая, поинтересовалась мать.

– Почему обязательно мне? – искренне удивился Савелий. Ольге показалось, что дрожь на секунду отпустила его. – Только не надо делать вид, что ты впервые слышишь это! Почему я не могу ненавидеть из-за тебя?! Он тебя вокруг пальца водит, двуликий анус! А ты делаешь вид, что всё о'кей, а я не намерен прощать его закидоны. У меня всё это знаешь, где застряло?

– Замолчи немедленно! – Ольга испугалась не на шутку. Столько подробностей сразу она бы не вынесла. – Умоляю тебя!

– Пусть продолжает, мать, – послышалось из прихожей. – Не сдерживай порыв. Мне самому интересно. Продолжай, Савёл, я слушаю.

Ольга схватилась за голову, предчувствуя приближающийся, словно цунами, скандал. Аркадий медленно шагнул на кухню, перекрыв пути для отступления и жене, и сыну, как бы подчёркивая, что час пробил, и пора ставить вопрос ребром. Савелий отрешённо улыбался, сидя на табурете.

– Такого удовольствия я не собираюсь тебе доставлять, – причмокивая, прохрипел он. – Перебьёшься на изжоге. Как-нибудь в следующий раз, ма… Скучно с вами, как в краеведческом музее, честное слово. Тягомотина одна. Никакого разнообразия.

Едва не потеряв равновесия, он протиснулся мимо родителя.

– Вот так, мать, – натянуто улыбаясь, Изместьев-старший прошёл к окну, открыл створки. – Не заметили, как стали музейными экспонатами. Скучно с нами! В утиль скоро сдадут. Савушка то, Савушка сё… Прими слабительное, Савушка. Сколько можно с ним сюсюкаться?

Сын тем временем медленно двигался в свою комнату. У самых дверей задержался, какое-то время размышлял, говорить или нет, потом махнул рукой и исчез в комнате. Ольга сидела, уронив голову на руки, её плечи изредка вздрагивали.

– Можно подумать, это ты с ним сюсюкаешься, – кое-как разобрал Аркадий приглушённый голос жены. – Ты давно отошёл от семейных проблем. Словно не касаются. Нечего из себя благодетеля разыгрывать. Ты сына никогда не любил. Как будто он не твой вовсе, а так… нагулянный.

– Что несёшь?! – вспылил Аркадий. – Взбредёт же в голову! Только твоя… безразмерная родительская любовь не даёт, как видишь, результатов. Он нас с тобой в грош не ставит.

Дверь комнаты Савелия неожиданно открылась.

– Только обобщать не надо! – голос сына прозвучал неожиданно серьёзно. – Это ты нас в грош не ставишь. Нас с маман, подчёркиваю. Ты сожалеешь, что женился, что я родился. Мы для тебя – неудачный, черновой, так сказать, вариант. Ты намереваешься переписать заново…

– Господи, Савушка, как ты можешь?! – навзрыд прокричала Ольга, сотрясая в воздухе кулаками. – Это отец твой! Родителей не выбирают!

– Вот именно, как национальность. Как разрез глаз или рост. Я знаю, что говорю! – сын стоял в лучах закатного солнца, уперев руки в бока. – Этого попса интересуют в основном крали в ажурных колготках, в чёрных «Мерсах» и «Лексусах», которые ворочают миллионами и заведуют банками. А мы с тобой ему по барабану.