– Что вы говорите! Зачем же он приходил?
– Не знаю, он все расспрашивал меня об Онноде-бабу. У него такой измученный вид, что сразу и не скажешь, кто это. Я бы так и не узнал его, если бы он не окликнул слугу.
– А где он сейчас живет, вы спрашивали?
– Все это время он жил в Газипуре, а теперь уехал оттуда и еще не решил, где поселиться.
Окхой ограничился неопределенным восклицанием и занялся своими делами.
«Какую ужасную шутку может сыграть судьба! – подумал Ромеш, возвращаясь к себе домой. – Встреча моя с Комолой и Хемнолини с Нолинакхо – все это похоже на роман, притом весьма скверно написанный. Придумать столь запутанный сюжет под силу лишь такому бесстрашному романисту, как судьба. В жизни случаются самые удивительные вещи, которые робкий писатель не посмеет представить даже в виде фантастического романа».
Ромеш надеялся, что теперь он навсегда освободился от сетей неразрешимых загадок, опутавших его жизнь, и судьба в последней главе этого сложного романа не отнесется к нему жестоко.
Джогендро занимал в Бишайпуре небольшой одноэтажный домик, неподалеку от резиденции местного заминдара[90]
. Однажды воскресным утром он читал газету, когда какой-то человек вручил ему письмо. Увидев надпись на конверте, Джогендро остолбенел от изумления. Он раскрыл письмо, – действительно, это писал Ромеш. Он ждет его в бакалейной лавке в Бишайпуре и хочет поговорить с ним о важном деле.Джогендро тотчас вскочил с кресла. Правда, он был вынужден однажды выругать Ромеша, но все же это друг его детства, и они так давно не виделись! Как может он прогнать Ромеша? Кроме того, к радости видеть друга примешивалась и немалая доля любопытства. А главное, Хемнолини уехала, и присутствие Ромеша не вызывало больше опасений.
Вместе с посыльным Джогендро отправился разыскивать Ромеша. Он нашел его сидящим на пустом бидоне из-под керосина. Лавочник предложил было ему покурить трубку, которую он держал специально для брахманов, но, услышав, что господин в очках не курит, отнес его к разряду городских диковинок. После этого с обеих сторон никаких попыток продолжать знакомство не было.
Джогендро стремительно ворвался в лавку и, схватив Ромеша за руки, заставил подняться.
– Ты невыносим! – заговорил он. – Ну что с тобой поделаешь! Все такой же нерешительный. Надо было сразу прийти ко мне, так нет, застрял на полпути к дому в бакалейной лавке, среди ароматов патоки и жареного риса!
Ошеломленный Ромеш смущенно улыбался. По дороге Джогендро болтал без умолку.
– Пути господни неисповедимы! – говорил он. – Неужели всевышний создал меня деятельным горожанином только затем, чтобы теперь похоронить до конца дней моих в этой глухой деревушке?
– Почему, это не плохое место, – проговорил Ромеш, оглядываясь по сторонам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Здесь так мало людей…
– Вот поэтому-то я испытываю неодолимое желание сделать его более пустынным, избавив еще от одного человека, то есть от себя самого.
– Ну, во всяком случае, если говорить о душевном покое…
– Не говори мне, пожалуйста, об этом! Некоторое время я тут прямо задыхался от «душевного покоя» и стараюсь, насколько могу, не упускать случая нарушить его. Вот теперь начались потасовки с секретарем заминдара. Да и господина заминдара я так хорошо познакомил со своим характером, что, думаю, теперь он поостережется задевать меня. Он хотел, чтобы я восхвалял его в английских газетах, но я довольно ясно объяснил ему, что имею свое собственное мнение. И не моя заслуга, что меня все еще терпят здесь. Я пришелся по нраву здешнему судье – из страха перед ним заминдар и не увольняет меня. В тот день, как я прочту в газете о том, что судья перевелся в другое место, будет ясно, что солнце моего учительства на бишайпурском горизонте закатилось. А пока у меня единственный собеседник – собака Панч. Все остальные относятся ко мне не очень благосклонно.
Как только они пришли на квартиру Джогендро, Ромеш опустился в кресло.
– Нет, нет, погоди, – проговорил Джоген. – Я знаю, что у тебя есть скверная привычка совершать омовения по утрам. Пойди выкупайся. А тем временем я вскипячу чайник. Под предлогом гостеприимства я, таким образом, попью чай вторично.
Так, за едой, разговорами и отдыхом прошел весь день. И в течение всего дня Джогендро не давал Ромешу упомянуть о том важном деле, ради которого он приехал сюда. В сумерки, после ужина, они придвинули свои кресла поближе к столу, освещенному керосиновой лампой. Где-то рядом выли шакалы, ночь за окном наполнилась стрекотом цикад. Наконец Ромеш заговорил:
– Знаешь, Джоген, зачем я приехал? Я хочу рассказать тебе кое о чем. Однажды ты задал мне вопрос, но тогда еще рано было отвечать на него, теперь же к этому больше нет препятствий.
Сказав это, Ромеш несколько минут сидел молча. Затем постепенно изложил всю историю с начала до конца. Временами его голос дрожал и прерывался, иногда Ромеш совсем умолкал. Джогендро слушал, не произнося ни слова.
Когда Ромеш закончил, Джогендро тяжело вздохнул.
– Если бы ты тогда рассказал мне все, я не поверил бы, – наконец сказал он.