Это очень забавная история

Я думаю, что доктор Минерва – неплохой мозгоправ. Это, конечно, не решение всех моих проблем, но вопрос что надо: кем я хотел стать, когда вырасту?

Три

Вот как обстояли дела, когда мне было четыре.

Жили мы в паршивой квартирке на Манхэттене. Я тогда еще не знал, что она паршивая, ведь в других я еще не жил, так что сравнивать мне было не с чем. Ну так вот, были у нас там трубы по всем стенам. Ничего хорошего, я вам скажу. Вряд ли вы захотите растить ребенка в квартире с выступающими наружу трубами. Я помню, что там были зеленая, красная и белая трубы – все три собраны вместе в углу коридора, как раз перед ванной, и как только я научился ходить, то сразу начал их исследовать: подходил и держал ладошку в миллиметре от каждой, чтобы проверить, горячая труба или холодная. Была одна холодная, одна горячая, а красная – ну о-о-очень горячая. Миллиметра оказалось недостаточно, и я обжегся. Тогда папа даже не понял, почему она была горячая. «Их же должны включать только вечером!» – воскликнул он и упрятал трубу под серую пену и изоленту. Но когда меня останавливала изолента? А пену было очень приятно отщипывать и жевать, так что я отщипывал и жевал. Когда к нам в дом приходили другие дети, я подначивал их дотронуться до оголенной трубы; я говорил, что каждый, кто пришел в гости, должен тронуть трубу, иначе он тряпка. Это слово я услышал от папы, смотревшего телик, и мне оно ужасно нравилось, потому что у него оказалось два значения: во-первых, это обычный кусок ткани, а во-вторых, так можно обзывать людей, чтобы заставить их что-нибудь сделать. Совсем как слово «курица», у которого тоже два значения: птица, которая бегает туда-сюда, и белое мясо, которое едят. А некоторые, если назвать их трусливыми курицами, готовы дотронуться до горячей трубы.

У меня была своя комната, но я не любил оставаться там один. Мне нравилось только в гостиной, под столом, где хранились энциклопедии. Я превратил это место в свою маленькую крепость, занавешивал стол одеялом и занимался там при свете, который провел мне папа. Меня увлекали карты, ими я и занимался. Я знал, что мы живем на Манхэттене, у меня была карта Манхэттена – «Атлас пяти административных округов Нью-Йорка» со всеми их улицами. Я точно знал, где мы живем: на углу 53-й улицы и 3-й авеню. Третья авеню была желтая, потому что авеню – большие, длинные и важные. Пятьдесят третья улица была маленькая и белая, она шла через Манхэттен. Улицы идут вбок, а авеню – сверху вниз, вот и все, что нужно запомнить.

Папа тоже помогал мне запоминать – например, когда мы с ним ходили поесть блинчики. Бывало, он спрашивал: «Ну что, Крэйг, порежем их на улицы и авеню?» А я говорил: «Да!» – и он резал стопку блинчиков сеточкой, а потом мы ели по кусочку, давая название каждой улице и авеню, и обязательно доходили до 3-й авеню и 53-й улицы. Это было так просто. Развитые дети (вроде меня, ха-ха) знали даже, что по четным улицам транспорт движется на восток (Восток четный), а по нечетным – на запад (Запад нечетный). При этом было еще несколько улиц – они были толстые и желтые, как авеню, – где движение шло в обе стороны: это знаменитые 42-я, 34-я. Вот полный список снизу вверх: Чеймберс-стрит, Канал-стрит, Хаустон-стрит, 14-я улица, 23-я, 34-я, 42-я, 57-я, 72-я (среди 60-х улиц не было ни одной большой, не повезло им), 79-я, 86-я и 96-я – и все, вы уже в Гарлеме. По крайней мере, для маленьких белых мальчиков, которые строят крепости под энциклопедиями и изучают карты, Манхэттен на этом точно заканчивался.

Как только я увидел карту Манхэттена, мне захотелось нарисовать ее. Неужели я не в состоянии нарисовать место, где живу? Я попросил у мамы кальку, и та ее принесла, я отнес кальку в свою крепость и направил лампу на первую карту в Хэгстромовском атласе, на Даунтаун, где была Уолл-стрит с ее фондовыми биржами. Улицы в этом районе совершенно безумные, ничего общего с нормальными улицами и авеню: у них есть названия, и они похожи на россыпь палочек в игре «Микадо». Но, прежде чем приступать к улицам, нужно было правильно очертить границы. Вообще-то, Манхэттен построен на земле. Когда строители раскапывают улицы во время ремонта, даже видно – под дорогой настоящая почва! Внизу остров изгибается так, что напоминает голову динозавра: ухабистые очертания справа, прямая слева и пикирующая линия снизу.

Я наложил кальку и попытался обвести границу нижнего Манхэттена.

И не смог.

У меня вышла какая-то ерунда. Ничего общего с тем, что на карте. Я ничего не понимал – как же так, ведь я держал кальку ровно! Я посмотрел на свою маленькую руку: «Не дергайся», – приказал я ей. Скомкал кальку и начал снова.

Линия снова вышла неправильная. У нее не было красивого размаха.

Я скомкал кальку и начал сначала.

На этот раз вышло еще хуже. Манхэттен получился квадратный.

Я попробовал еще раз.

О нет, теперь он был похож на утку.

Скомкал.

На этот раз получилось похоже на дерьмо – еще одно слово, которому я научился от папы.

Скомкал.

Теперь Манхэттен был похож на фруктовый ломтик.