Это подиум, детка! Сага о московских куколках

Не знаю, зачем я все это ему говорила. Наверное, хотелось, чтобы он взглянул на меня другими глазами, чтобы узнал хоть что-то о моем благополучном прошлом, о том, как я ходила по обернутому газетами бревну и верила, что в один прекрасный день Джон Гальяно сделает меня своей музой, и я вытесню Наталью Водянову из рекламного ролика Calvin Klein. Чтобы он понял, что я вовсе не из тех куколок, что в тринадцать лет приклеивают к векам пластмассовые ресницы, в четырнадцать осваивают тонкое искусство минета, в пятнадцать выходят на панель, а в тридцать пять, мучимые жестокой депрессией и героиновой зависимостью, выбрасываются из окна. Я – девушка с прошлым. А тот, за чьими плечами запасным парашютом болтается благополучное прошлое, вполне может рассчитывать и на будущее – так я считаю.

– Ты стала манекенщицей, а она осталась жить в провинциальном городке? – усмехнулся Ивкин.

– Что-то вроде этого.

– Странная штука эта жизнь, – теперь он уже смеялся в голос, – наверное, тогда она тебе завидовала. И вот теперь ты проститутка, а она выходит замуж за моего друга, богатейшего человека.

Улыбка сползла с моего лица.

– Ну зачем вы так говорите? Вам доставляет удовольствие так обращаться с людьми?

– Мне доставляет удовольствие, когда молоденькие дурочки вроде тебя без лишних слов раздеваются и приступают к делу.

Он рухнул в обтянутое бархатом кресло и выжидательно на меня уставился. Со вздохом я расстегнула усыпанную стразами заколку, удерживающую лямку моего платья.

– Значит, вам все же понравился мой наряд? – улыбнулась я. – Значит, вы больше не считаете, что я одеваюсь на рынке?

Ухмыльнувшись, он подошел ко мне вплотную. Он был невероятно высоким, это завораживало. Мне, обладательнице ставосьмидесятипятисантиметрового роста не так-то часто приходилось видеть возвышающихся над моей макушкой мужчин.

Какое-то время он с улыбкой меня рассматривал.

И вдруг…

Вдруг случилось неожиданное – сокрушительный удар отбросил меня к противоположной стене. Я даже не поняла, как это произошло – кажется, нога Ивкина взлетела в жалящем каратистском выпаде, и металлический носок его модного ковбойского сапога с размаху врезался мне в живот. Пролетев через всю комнату и опрокинув два стула, я спиной врезалась в стену и согнулась от боли и неожиданности. Комок судорожного сбитого дыхания застрял в горле раскаленным клокочущим шариком – не получалось ни выдохнуть, ни вдохнуть. Когда перед глазами рассеялся зеленоватый туман, я подняла голову и прямо перед собою увидела его разъяренное лицо.

– Ты что о себе возомнила, тварь? – сдержанно поинтересовался Иосиф. – Ты, кажется, решила съязвить? Ты понимаешь, кто я и кто ты?

– Простите, – из последних сил пролепетала я, вжимаясь спиной в стену, – я не буду…

– Ах не будешь, – красивое смуглое лицо исказила кривая усмешка, – а как тебе понравится вот это?

Он схватил меня за волосы, проволок через всю комнату и швырнул на диван, словно тряпичную куклу. Инстинкт самосохранения подсказывал, что кричать нельзя – это разъярит его еще больше. В ушах звенел предупреждающий голос Лизы: «Будь с ним осторожнее… Осторожнее… Его девушка пропала… Тело так и не нашли…» По моим щекам катились слезы.

С отвратительным хрустом его кулак врезался в мою скулу. Оранжевая вспышка оглушающей боли – я пыталась загородить лицо руками, я не смела смотреть ему в глаза. Отбивалась, слабым голосом звала на помощь. Все бесполезно. Меткие злые удары обрушивались на меня снова и снова. Мне вдруг вспомнился Федор, мой любовник-садист. Тому тоже нравилось меня избивать, но его истязания выглядели детским лепетом по сравнению с яростью Иосифа Ивкина. В моем рту было солоно от крови, кончиком языка я нащупала расшатавшийся зуб. В какой-то момент я отключилась, но сильная затрещина привела меня в чувство.

– Ты просто дешевая шлюшка, – шипел он, – такие, как ты, недостойны жить.

– Пожалуйста… Не надо… – бессвязно лепетала я, надеясь на чудо.

– Никто тебя не любит, никто тебя не хватится, – ухмыльнулся он, – думаешь, почему я тебя выбрал? А ну отвечай! – сильные пальцы сомкнулись на моей шее.

– Не знаю, – прохрипела я.

– Наверное, решила, что я положил на тебя глаз, да? – он расхохотался. – У Пабло есть девочки и посимпатичнее. Просто ты одна оказалась немосквичкой.

Стараясь не производить ни звука, я на четвереньках доползла до двери. У меня было вывихнуто плечо и, кажется, сломано несколько ребер. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и я выползла на палубу. Мне хотелось остановиться, перевести дыхание, но я знала, что делать этого нельзя. Я должна ползти, ползти вперед из последних сил – тогда, возможно, у меня будет шанс спастись.