Это пройдет? (СИ)

— Я живу, где надо, и работаю. Не сдохла. Койка есть, жрать тоже не хочу. Сыта твоим враньем на годы вперёд. Благодарю.

— У тебя есть два часа, чтобы вернуться домой.

— А то что? Что ты мне сделаешь? Денег лишишь. В этом мире есть нечто более ценное, чем деньги. Любовь к своему ребёнку, например.

— Ты сама сначала хоть копейку заработай.

— Спасибо за совет. — смотрю на свою руку на фоне полосатого чехла гладильной доски. Она дрожит. — Я не вернусь, делай что хочешь. — «мне некуда», добавляю про себя.

Сбрасываю вызов. Ну почему каждый раз я на что-то надеюсь. По душе словно грязными сапогами протоптались, харкнув под ноги.

Опускаюсь на пол. Нет сил не то, что продолжать работу, даже стоять.

Ещё нет двенадцати, а день безвозвратно испорчен. Долго стою под душем, тупо разглядывая выкрашенный в золотой цвет кран. Загружаю новую порцию стирки, вещи из сушки аккуратно складываю. Дорины вещи стопками складываю в корзину и оставляю на комоде в зале. Отмываю кисти и палитру. На душе пусто. Когда режу салат, слегка задеваю палец, а потом долго рыдаю над крохотным порезом.

Когда возвращается Дора, я успеваю окончательно успокоиться и выпить чашку кофе.

Выглядываю из кухни:

— Здравствуйте, Доротея Аркадьевна.

На ней широкополая шляпа и красное пальто. Дора снимает перчатки и кивком приветствует меня. Она в благодушном настроении. Об этом говорят плавные движения и спокойствие во взгляде. Она кладет шляпу на маленький столик рядом с ключами и садится на пуф снять сапоги.

— Обедать будете?

— А что на обед? — она поднимает голову.

— Суп с чечевицей на курином бульоне, могу пасту с грибами сделать.

— Давай суп. В гостиной для нас накрой.

Я уже заметила ее любовь к первым блюдам. Беру красивую супницу, делаю тосты, нарезаю овощи и перекладываю сметану в маленькую пиалу. Сервирую стол в гостиной. Прибавляю отопление.

Дора садится за стол. Я наливаю суп.

— На йогу ходили или гулять?

— Маникюр освежить ходила, — она демонстрирует мне сухую ладонь с нежно-голубым маникюром. — Хорошо эта девочка ногти делает, но болтает без умолку, всю плешь мне тупыми вопросами проела.

Если старость – то только такую. Активную, в гармонии с собой и своими желаниями. Дора не жалуется на болезни, в квартире нет старческого запаха, она любит себя.

Когда я смотрю на некоторых пенсионеров, у меня сжимается сердце. Может быть, сын и внук лично так не часто присутствуют в ее жизни, но они берегут ее всеми силами.

— А потом мы с Надеждой Викторовной на аквааэробику ходили. — продолжает Дора. — Говорит, Максим ее про тебя расспрашивал. — делает большие глаза.

Молчу. Высказать ей за приглашение Лебедева на Новый год, мне не хватило совести. Это же ее дом. Имеет право приглашать кого хочет. Надеюсь, моё молчание затушит пожар ее энтузиазма, и Дора перестанет играть в Гузееву [2]. Но она и не думает останавливаться. Понятно, намёки мы не считываем.

— Он тебе нравится? — давлюсь супом.

— Доротея Аркадьевна, такие вопросы бестактны.

— Ой, нежная какая. Что такого? Втюрился парень – это невооруженным глазом было видно, сколько бы ты от него не шарахалась. Зря отмалчиваешься, — она задумчиво жует огурец, — хороший мальчишка. Есть в нем правильная, мужская ярость. Не даст по жизни на себе ездить. И ум с добротой есть. Далеко пойдет.

— Давайте не будем это обсуждать. Я не хочу. — тянусь за перечницей.

— А что ты хочешь обсудить? Гришку моего? Так он со своей стервой уже пять лет вместе. — она сводит брови. — Бесполезно на него глаза пялить. О себе думать нужно.

Господи, да они сговорились все сегодня что ли! Что за день. Давайте, Доротея Аркадьевна, бейте по больному. Да здравствует, Ваша наблюдательность.

Чувствую, как горят щеки. Перед глазами встаёт картина, которую я часто гоню от себя перед сном: Гриша сжимает Ксюшино бедро, комкая ткань серых брюк, и так страстно целует ее, будто хочет поглотить целиком. В моем воображении Ксюша стонет ему в губы, и он стягивает с нее свитер. Это зрелище ещё неприятнее, чем поцелуй отца с Ниной Шлюховной.

Почему я недостойна любви? Почему со мной все не так? Я тоже хочу знать, каково это – отпустить контроль и наслаждаться жадными прикосновениями, хватая ртом запах любимого парня.

В реальность меня возвращает стук ногтей по столу. Дора откинулась на спинку стула и изучает меня взглядом. Мне без разницы, что ее сподвигло на этот разговор. Фокусируюсь на ней взглядом.

— Доротея Аркадьевна, когда я въехала сюда, Вы попросили меня не входить в Вашу спальню, так как это – Ваше личное пространство. И я отнеслась к этому с уважением. У меня даже мысли не было, заглядывать туда. — мне не просто говорить взрослому человеку подобное, но учиться отстаивать себя придётся. — А это – мое личное.

Суп остыл. Аппетит пропал. По лицу вижу, что она не согласна. Ей хочется продолжить, но она сдерживает порыв.

Вечером я долго брожу по району. Не помогают ни музыка, ни подкасты. Когда начинается дождь, я возвращаюсь в квартиру. Заказываю продукты, оплачиваю несколько счетов, затем прибираю в ванной, чтобы занять себя. Дора рисует и отказывается от ужина.