Это самое

Я не посягал на сахар-мясо,
но имея виды на хлеб-соль,
чистый, словно младший Карамазов,
покатил я это колесо.

По гудрону, по торцам булыжным,
по дорогам горным и лесным, —
но везде и всюду было лишним
колесо, что мнил я запасным.

Ни телеге, ни автомобилю —
только осью гнутою скрипя,
встречных мелкотравчатою пылью
обдавало с головы до пят.

Грязный и во всех грехах запятнан
(разве что пока не убивал) —
и везде оказывалось пятым
колесо, что я изобретал.

Никому нигде не пригодилось,
ободом царапая бетон.
Никуда пока не прикатилось,
катится – спасибо и на том.

«Кто не против меня – со мной…»

Кто не против меня – со мной,
и до первого поворота,
где я сам повернусь спиной,
к удивлению доброхота,
потому что, как ни трендим
про Патрокла, что друг Ахиллу,
дальше каждый идет один,
как в уборную, как в могилу.

«Сын генерала продает секреты…»

Сын генерала продает секреты,
сын пасечника – второсортный мед.
А мой отец пятнадцать лет как мёртв.
А я… я покупаю сигареты
у сукиного сына на углу
проспектов Просвещенья и Культуры,
чтоб спичкой осветить их Тьму и Мглу…

начало 90-х

«И вот заговорил кинематограф…»

И вот заговорил кинематограф.
А благодарный зритель замолчал.
И мне, исполнен страхов и восторгов,
свое косноязычье завещал.

И мучимый его неизреченным
и собственной тоской по языку,
я Демосфеном новоиспеченным,
набравши в рот балтийского песку,

как в детстве – не предчувствуя Глагола,
но раскусив сургучную печать, —
отплёвываюсь, прочищая горло,
и за отца пытаюсь отвечать.

«Город. Транспорт. Пешеход…»

Город. Транспорт. Пешеход.
Крыша дома. Крышка гроба.
Пушкин. Яблоко. Корова.
Бормоча, как обормот:

раз-два-три-четыре-пять
вышел зайчик за брюнета
один Брутто другой Нетто
ум-уменье-умирать

начало 1990-х

«Листьев разлагающихся груда…»

…В день, всем людям внушающий страх, в страшный день, когда человек должен покинуть этот мир, четыре стихии, составляющие его тело, вступают в спор между собой; каждая хочет стать свободной от других.

Книга Зогар

Листьев разлагающихся груда
и стихий разлаженный квартет.
Воздух отрывается от грунта
И огонь спускается к воде.

Мост самоубийственной Свободы
над пустопорожним рукавом.
И тихопомешанные воды.
Но – не говорю о Роковом!..

Слава Богу, на дверях щеколда
и не прыгнешь выше головы.
Отложу до будущего года
эту книгу листьев трын-травы.

Идеал неврастении зимней:
камера с запором изнутри.
Господи, но только не тряси мне
стол, и что пишу я – не смотри.

Ибо срок настанет – и прииду,
и к стопам, рыдая, припаду.
Но пока прошу-молю Киприду
о двойном огне в ее аду.

«Ах, кукушка, ах, сивилла…»