Это случится не завтра

Открыв заднюю дверь, она улыбается скачущим ей навстречу Тельме и Луизе, и козочки принимаются пытливо обнюхивать ее руки. Устоять перед ними и впрямь невозможно. В двадцати метрах от дальней стенки их крошечного дворика проходит наземная линия метро. Из-за близости к железной дороге – как объяснил риелтор, когда они искали жилье, – эта квартира дешевле, чем аналогичные в том же районе. Со временем Ева перестала слышать поезда; их грохот и скрежет давно уже влились в общий естественный шум под названием Лондон. Порой она даже сидит тут и наблюдает, как они прибывают и отбывают, – постоянство их ритма действует на нее успокаивающе.

– Когда мы в последний раз были вместе после обеда в будний день? – спрашивает Нико, протягивая ей чашку чая с куском пирога, положенным строго посередине блюдца. – Наверное, лет сто назад.

– Так и есть, – откликается Ева, рассеянно разглядывая дымчатый городской горизонт. – Можно спросить тебя кое о чем?

– Валяй.

– О России. – Она откусывает пирог.

– И что ты хочешь знать?

– Ты когда-нибудь слышал о чем-нибудь под названием «Двенадцать»?

– Ты про поэму?

– Что за поэма?

– Dvenadsat. «Двенадцать» – поэма Александра Блока. Это поэт начала прошлого века, он верил в священное предназначение России. «Двенадцать» – крышесносные стихи. Я читал их в университете, когда увлекался революционной поэзией.

Холод щекочет Еву по затылку.

– А о чем они?

– Двенадцать большевиков шагают по улицам Петрограда с некоей мистической целью. Насколько помню, шагают среди ночи и сквозь вьюгу. А что?

– Сегодня на работе один человек упомянул организацию, которая называется «Двенадцать». Какая-то политическая группировка. То ли российская, то ли как-то связанная с Россией. Я раньше о ней не слышала.

Нико пожимает плечами.

– В России эту поэму почти любой образованный человек знает. Ностальгия по советской эпохе жива на обоих концах политического спектра.

– В смысле?

– Группировка, назвавшая себя в честь блоковской полуночной процессии, может иметь любую окраску, от неокоммунистов до откровенных фашистов. Название тебе ничего не даст.

– А где я могу… Нико!

Но Тельма и Луиза уже блеют и бодают его колени, требуя внимания.

Ева с чашкой в руке обходит квартиру. Пространство совсем небольшое, и, хотя оно набито всяким барахлом, в основном хламом Нико, похоже, все осталось на своих местах и ничего не пропало. До спальни она добирается в последнюю очередь, смотрит под подушками и в ящиках, особое внимание уделив своему скромному запасу украшений. Ева просто озверела, узнав, что браслет украли, но у нее все равно не укладывается в голове, что, пока она спала в шанхайской гостинице, туда проникла безбашенная серийная убийца. Ева чуть не падает в обморок, стоит только представить, как эта женщина разглядывает ее своими пустыми, лишенными эмоций глазами и даже, может быть, трогает ее.

«Ты была восхитительна, волосы разметались по подушке…»

Ева открывает шкаф, принимается перебирать вешалки с платьями, топиками и юбками и застывает на месте, не веря глазам. На полке с поясами, перчатками и купленной прошлым летом соломенной шляпой – маленький сверток в китайской шелковой бумаге. Ева уверена, что видит его впервые в жизни. Натянув первые попавшиеся на полке перчатки, она осторожно кладет сверток на ладонь, а другой рукой снимает бумагу. Голубовато-серая коробочка с надписью «Ван Дист». Внутри на серой бархатной подушечке лежит изящный браслет из розового золота с застежкой, украшенной двумя бриллиантами-близнецами.

Несколько ударов пульса Ева изумленно смотрит на него. Затем срывает левую перчатку, надевает украшение на запястье и защелкивает застежку. Размер идеален, и она, томно вытянув руку, некоторое время разглядывает браслет, ощущая волнение от его вида и нежного веса. В скомканной оберточной бумаге виднеется уголок записки. Несколько слов:

Будь осторожнее, Ева.

В.

Ева целую минуту неподвижно стоит с браслетом на запястье и с запиской в другой руке. Что она означает? Кокетливую заботу или откровенную угрозу? Ева инстинктивно подносит нос к записке и улавливает аромат дорогих духов. Дрожащей рукой возвращает записку в коробочку, чувствуя, как ею овладевают эмоции, определить которые не получается. Разумеется, присутствует страх, но вместе с тем и сдавливающее грудь волнение. Та, что выбирала этот прекрасный, женственный предмет, – убийца. Отмороженная киллерша, чье каждое слово – ложь, и любой шаг – просчитанная манипуляция с целью выбить из колеи. Встретить ее взгляд – как Ева сама убедилась несколько часов назад – все равно что смотреть в леденящую бездну: ни страха, ни жалости, ни человеческого тепла…