Это смертное тело

До конца дня Мередит Пауэлл чувствовала, что внутри у нее что-то горит. К жжению прибавился и шум в голове, вызванный не болью, а бесконечным повторением слов «она умерла». Смерть Джемаймы вызвала у Мередит недоверие и горе, и горе было глубже, чем обычно бывает в отношении человека, не родного по крови. За фактом смерти подруги скрывался еще один факт: Джемайма ушла из жизни, прежде чем Мередит наладила отношения между ними, и это вызывало у нее чувство вины. Она не могла вспомнить, из-за чего разрушилась их многолетняя дружба. Происходило ли их охлаждение постепенно, или все закончилось одним махом? Вспомнить этого она не могла, следовательно, то, что их разъединило, было пустяком.

«Я не такая, как ты, Мередит, — много раз говорила ей Джемайма. — Почему ты не можешь это принять?»

«Потому что отношения с мужчиной не избавляют тебя от страха», — отвечала она. Но этот ответ Джемайма отметала, считая, что подруга просто ревнует. Однако Мередит не ревновала. Она просто тревожилась. Она видела, как Джемайма перескакивает от мальчика к мальчику, от мужчины к мужчине в поисках того единственного, кто сможет дать то, что ей было нужно. Именно это она хотела объяснить подруге, пыталась достучаться до нее, пока не развела руками. А может, руками развела Джемайма? Сейчас это уже забылось.

Был и еще один вопрос, который Мередит никак не могла разрешить: почему ей было невероятно важно, чтобы Джемайма Хастингс смотрела на мир так, как смотрит она? На этот вопрос пока ответа не было, но Мередит хотела непременно его отыскать.

Прежде чем уйти с работы, она позвонила в дом Гордона Джосси. Трубку взяла Джина Диккенс, и это было хорошо, поскольку ее-то и хотела увидеть Мередит.

— Мне нужно поговорить с вами. Вы со мной встретитесь? Я сейчас в Рингвуде, но могу подъехать туда, где вам удобно. Только… не у Гордона, пожалуйста.

Мередит не хотела снова видеть этот дом. Ей казалось, что она не сможет войти в него, когда там другая женщина, довольная тем, что живет с Гордоном Джосси, в то время как Джемайма в Лондоне лежит убитая.

— Здесь была полиция, — сказала Джина. — Они сказали, что Джемайма…

Мередит зажмурилась, холодная телефонная трубка стала скользкой в руке.

— Мне нужно поговорить с вами, — повторила она.

— Зачем?

— Я вас встречу. Вы только назначьте место.

— Зачем? Вы заставляете меня нервничать, Мередит.

— Я этого не хотела. Пожалуйста. Я встречу вас там, где вы скажете. Но только не в доме Гордона.

Повисла пауза. Затем Джина назвала лес Хинчелси. Мередит не хотелось встречаться в лесу: там нет народу, а уединение означает опасность, и неважно, что Джина Диккенс сказала, будто нервничает, словно она ни в чем не виновата. Мередит решила предложить пустошь. Как насчет Лонгслейд-Хит? Там есть автостоянка, и они могли бы…

— Только не пустошь, — тотчас возразила Джина.

— Почему?

— Змеи.

— Что за змеи?

— Гадюки. На пустоши гадюки. Вы должны знать это. Я где-то читала об этом, и я не хочу…

— Тогда пруд Хэтчет, — перебила ее Мередит. — Это за Болье.

На том и порешили.

Когда Мередит приехала, она обнаружила, что на пруду Хэтчет есть и другие люди. Там же паслись пони с жеребятами. Люди прохаживались вдоль пруда, выгуливали собак либо сидели в машинах и читали. Кто-то удил рыбу, кто-то разговаривал, сидя на скамейках. Пони пили воду и щипали траву.

Сам пруд растянулся на приличное расстояние, его дальнюю оконечность окружили буки и каштаны и стояла одна грациозная ива. Это было отличное место для ночных свиданий, не вплотную к трассе, так что припаркованных автомобилей отсюда не видно, и неподалеку от пересечения нескольких дорог: к Болье на востоке, к Восточному Болдеру на юге и к Брокенхерсту на западе. Здесь между горячими подростками происходили всякие стычки. Мередит знала это от Джемаймы.

Она ждала Джину двадцать минут, потому что примчалась из Рингвуда очень быстро, подгоняемая нетерпением и решимостью. Одно дело — подозревать Гордона Джосси и Джину Диккенс из-за того, что вещи Джемаймы упакованы и убраны на чердак дома Гордона. Другое дело — услышать, что Джемайма убита. Всю дорогу из Рингвуда Мередит мысленно говорила с Джиной об этих и других вещах. Когда Джина наконец-то прикатила в своем маленьком красном автомобиле с открытым верхом — темные киношные очки заслоняли ей пол-лица, а шарф удерживал на месте волосы (кем она себя представляет, Одри Хепберн, что ли?). — Мередит вполне приготовилась к встрече.

Джина вышла из машины и взглянула на пони, пасшихся совсем рядом. Мередит пошла к ней через стоянку.

— Пойдем, — сказала она.

— Я немного боюсь лошадей, — заволновалась Джина.

— Да ради бога! — разозлилась Мередит. — Ничего они вам не сделают, это всего лишь пони. Не глупите.

Она взяла Джину за руку. Та вырвалась и сухо сказала:

— Я и сама пойду. Но не рядом с лошадьми.

— Хорошо.

Мередит пошла по дорожке, огибавшей пруд. Она послушно выбрала направление подальше от пони, в сторону одинокого рыбака, забросившего удочку неподалеку от цапли. Птица стояла неподвижно, должно быть, ждала ни о чем не подозревающего угря.