Это точно не подделка? Откровенный рассказ самого известного арт-мошенника

По вечерам я отправлялся в городскую библиотеку и спускался в подвал мимо нового клуба Юных Мушкетеров, и там часами разглядывал работы художников, о которых тогда ничего, по сути, не знал. Я не понимал идей Пикассо, равно как и не восторгался Мондрианом. Не видел смысла в освоении сложнейших изобразительных техник только для того, чтобы создавать престранные геометрические фигуры в примитивной палитре базовых цветов.

Вот когда наш учитель показал нам Шагала, назвав его работы «визуальной поэзией», – вот тогда я согласился, я прямо-таки воочию увидел поэтическое движение цвета. Потом нас познакомили с Дали и велели хором повторить за учителем: «Сюрреализм». Дали показался мне странным, но я по-настоящему впечатлился воображением мастера и признал, что сам не смог бы придумать таких необычных образов. Пуантилизм я воспринял как каторжный труд: тщательное заполнение большого холста цветными точками, что за пустая трата времени. Мне очень полюбились импрессионисты. Их картины были прекрасны, я чувствовал в них талант, но вместе с тем всему этому современному искусству, по моему простодушному мнению, недоставало душевности.

Вот кто действительно задевал меня за живое, так это классические мастера, художники эпохи Возрождения.

Сейчас мой разум натренирован, но тогда я просто думал: «Как им удалось вообразить и передать все эти чудеса – небо, ангелов, распятие, людей и выражения их лиц, облака, свет?» Я всерьез полагал, что их работы – чистой воды волшебство. Такого благоговейного трепета я не испытывал ни перед какими современными художниками.

Я познакомился с такими мастерами, как Перуджино, Верроккьо, Микеланджело, Рафаэль, Боттичелли и другие. Леонардо был величайшим моим кумиром из них всех, причем в юности я был скорее очарован Леонардо-инженером и ученым, чем Леонардо-художником. Я погрузился в его записные книжки, полные гениальных инженерных достижений: акваланг, летательный аппарат и парашют, военные машины, сложные исследования анатомии человека, загадка зеркального почерка. Думаю, вы можете себе представить, как глубоко подобные чудеса могут заворожить мальчика моего возраста.

Микеланджело был первым художником, которого я полюбил исключительно за его искусство, особенно за Сикстинскую капеллу и Пьету. Помню, в детстве я читал, что Микеланджело было всего 22, когда он начал работать над скульптурой, и что он трудился в одиночку в течение трех лет. И я помню, что Микеланджело услышал, как люди пустили сплетню, что его шедевр создал один из его соперников. В ярости он проник в Ватикан и вырезал свое имя на скульптуре – она оказалась единственным произведением искусства, которое он подписал за всю свою жизнь. Я его не виню. Пусть прозвучит иронично, учитывая род моих теперешних занятий, но годы спустя, подделывая произведение, на авторство которого претендовал другой автор, я думаю, я прекрасно понял, что, должно быть, чувствовал в свое время Микеланджело.

Тем не менее, несмотря на мой интерес к искусству, по большому счету я рос обычным ребенком, которому нравились бейсбол, карты, общение с друзьями и девушками. Если бы вы спросили меня тогда, кем я мечтал стать, я бы без сомнения ответил вам – бильярдным шулером. Будучи подростком, я проводил почти все свое свободное время в темном, обшарпанном, полуразрушенном бильярдном зале под названием «У Полли Легрю», который на первый взгляд мог бы показаться съемочной площадкой фильма, рассчитанного на декорации 1920-х годов. Атмосферным антуражем служили шесть столов, автомат для приготовления жевательной резинки с арахисом и пара скамеек, на которых можно было посидеть. В наличии был только мужской туалет, потому что ни одна женщина ни разу не удостаивала «У Полли» своим вниманием. Унитазом служило настолько древнее сооружение, лебединая песня компании Peerless Victorious, которая, вероятно, обанкротилась во времена администрации Тафта, что на нем все еще красовалась выдвижная цепочка.

В те времена ни один респектабельный человек не стал бы забавляться в бильярдной. Здесь тусовались хулиганы, крикуны, игроки и бездельники, но мне было все равно. Именно это мне и нравилось. Раньше я играл часами напролет, ставя на кон детей и взрослых, – в партиях с девятью шарами или в пул без правил. В 13 лет я обыгрывал 30-летних и получал по 10–20 долларов за игру. Когда у меня не было денег, собравшиеся поддерживали меня, одалживая свои, а потом мы делили выигрыш. Меня выгнали из школьной баскетбольной команды, потому что я ушел с тренировки, чтобы успеть купить новый бильярдный кий, который только что поступил в продажу.