Это только цветочки

Оседлав свою «девяточку», я припустилась во всю прыть за шашлыком и выгодным деловым партнером. Витькин дом стоял на тихой улочке, неподалеку от набережной. Рядом с этим пятиэтажным скромным строением возвышалась элитная четырехэтажка с двумя входами и аляповато-претенциозным фасадом с коринфскими колоннами и безвкусно выполненным акантом. Я все время шутила, с серьезным, если не трагическим видом спрашивая моего дружка: «Может, твой папа чего напутал? Почему он не приобрел тебе квартиру в этом солидном доме, а ограничился чистенькой, но простенькой пятиэтажкой?» Витька ужасно злился, упрекая меня в злоязычии и склонности к жестоким розыгрышам.

Я въехала в тихий тенистый двор, совершенно пустынный в этот час. Но не успела я выйти из машиы, из соседнего с Витькиным подъезда появилась дородная тетка предпенсионного возраста и, обдав меня взглядом, полным жгучего любопытства, пошла по своим делам. Ни одной машины, если не считать стоявшего на дальней площадке белого «жигуленка» шестой модели. Я смело вошла в подъезд, нажав на три знакомые кнопки на щитке кодовой двери, и стала медленно подниматься, настороженно прислушиваясь (старая привычка, не оставленная без внимания колким и язвительным «эксом» — весь в меня, гад такой!). В подъезде царила приятная августовская прохлада и столь же отрадная тишина. Наконец я добралась до третьего этажа и позвонила в деревянную, обитую кожей дверь — стальную Витькины родители поставить поленились или не успели. Три звонка, как и было условлено. Рука машинально легла на кобуру под джинсовым жилетом. Про себя я усмехалась Витькиной таинственности.

Дверь медленно открылась, но, к моему глубокому удивлению, вместо приветливой улыбки Витьки меня встретило дуло пистолета, направленного прямехонько на меня. От моего внимания не укрылось, что пистолет с глушителем. Подняв глаза, я наткнулась на кривую от усмешки физиономию парня, облаченного в едко-зеленого цвета майку и красные спортивные трусы. Его короткая стрижка и лицо, а главное, невежливые манеры показались мне до боли знакомыми.

— Входи, быстро, — вполголоса скомандовал он, — а то твоим друзьям крышка.

Первым моим побуждением было выдернуть из кобуры «макаров». Следом за этим импульсом пришло беспокойство за «моих друзей». Я догадывалась, что Витька с Наташей, а возможно, и Костик — внутри.

— Ладно, — спокойно процедила я, стараясь не выдать своей тревоги ни мимикой, ни жестами, — я вхожу.

Подняв руки, я переступила порог знакомой квартиры, всегда встречавшей меня либо мирной тишиной, либо беззаботным Витькиным трепом, и оказалась в прихожей.

— Мы уже знаем, кто ты, — желчно ухмыльнулся русоволосый парень, держа меня на мушке, — давай в комнату.

Господи, я бы уже тысячу раз уложила этого ненормального… Только вот мне было неизвестно, сколько еще его приятелей в квартире.

Он протянул руку, в которую я покорно вложила свой «ПМ», и прошла в комнату. Моим глазам открылась печальная и нелепая картина: на диване сидели связанные по рукам и ногам, с кляпами во рту, Наташа и Костик, а Витька был привязан к стулу: руки заведены за спинку, ноги привязаны к ножкам. Как в лучших боевиках. Рядом на креслах развалились два мордастых и плечистых молодчика. Они лениво поигрывали своими «пушками» и как-то плотоядно улыбались. Одного из них я тоже узнала — шофер «Шевроле», а вот его соседа видела впервые. Видно, он заменил главаря, которому я прострелила ногу. У него было лицо простого деревенского парня, к тому же все покрытое веснушками, что придавало ему некоторую детскость, и оригинальная прическа: огненно-рыжие волосы были сбриты на затылке почти до самой макушки, а лоб закрывал чубчик.

Значит, пронюхали, высчитали Витьку по машине. Быстро они работают. Я понимала, что в живых нас не оставят. «Здесь угрохают, — на удивление бесстрастно подумала я, — или вывезут на какую поляну?» В такие минуты, опасные для жизни, я заставляю себя быть безразличной до цинизма и бесстрашной до неприличия — это помогает соображать и принимать конструктивные решения. Для этого достаточно посмотреть на себя со стороны.

Витька скорее всего не догадывался о моих духовных упражнениях, в которых я поднаторела за мою детективную практику. Он таращил на меня испуганные глаза, недоумевая, что происходит и почему это случилось именно с ним. Особую трагическую нелепость его облику и растерянному выражению лица придавало то, что его рот был заклеен широким пластырем. Он хлопал ресницами, по его взглядам я поняла, что он извиняется за то, что вызвал меня, и просит помочь. Я попробовала вселить в него немного веры и надежды слабой улыбкой. Но он еще больше растерялся. Наташа сидела с потупленными глазами, мертвенно бледная и дрожащая. Один Костя, казалось, сохранял самообладание. Он смотрел на меня спокойно и сосредоточенно.

— Свяжи ее, — прошипел сидящий в кресле рыжий, кивнув на меня русоволосому.

Тот подошел ко мне развинченной походкой, упоенный своей властью и могуществом. Его тупая морда сияла самодовольством и язвительным презрением к тем, кому не повезло.