— Да, только Лунин уволился… — смущенно сказал Димка.
— Это я знаю. У тебя нет его координат?
— Телефон могу дать, — Димка полез в карман, достал записную книжку и приготовился диктовать.
Увидев, что я таращу на него глаза, он порекомендовал мне записать номер.
— У меня хорошая память, — с усмешкой ответила я.
— Ах, да, я и забыл, что имею дело с супервумен, — насмешливо улыбнулся он.
Он сказал мне номер телефона Лунина, и моя феноменальная память не замедлила тут же зафиксировать новое сочетание из шести цифр.
— Спасибо. А что ты можешь сказать о нем? — напрямик спросила я Димку.
— Нормальный мужик, — пожал плечами Димка.
— А почему он уволился? Его что, вынудили? — не отступала я.
— Да не знаю я, написал заявление и уволился.
— А главный как прореагировал? Просил остаться?
— Не знаю, мы с Луниным друг друга немного недолюбливали, он про свое увольнение до последнего молчал. Селиванов ценит хороших работников, наверняка он просил Лунина остаться… — без особой убежденности произнес Димка.
— А с тобой Селиванов не делился?
— У нас и без того забот хватает, чтобы еще увольнение товарищей обсасывать… Уволился так уволился. У нас демократия, человек где хочет, там и работает. Вот ты, например, сделала себе лицензию и работаешь детективом… — он с улыбкой посмотрел на меня.
— А Тагирова знаешь? — продолжила я.
— Знаю, приходилось даже на совещаниях встречаться.
— Я вот все думаю: Шатров задержал его брата, поймал на браконьерстве, передал бумаги в прокуратуру, то бишь Лунину, а потом вдруг был обвинен в получении взятки. А Садых на свободе, его братец хоть и переведен в район, но по-прежнему работает в РУБОПе.
— Я тебе даже больше скажу, — таинственно посмотрел на меня Димка, — Рустам Тагиров был пойман на передаче сведений бандитам, он связан с преступной группой, которой руководит некий Богомаз. ФСБ давно хочет этого Богомаза на чистую воду вывести. Но то ли он такой осторожный и увертливый, то ли и в ФСБ предатели есть, только пока у них ничего не получается. Представляешь, обстановочка: бандит связан с начальником организации, призванной с этим бандитом бороться!
Я, честно говоря, не ожидала от Димки такой вот тирады. Очень уж откровенно и доверительно. Что это на него нашло?
Видя мою растерянность, Кожухов опустил глаза.
— Я не должен был тебе всего этого говорить, но накипело, понимаешь ли… — Димка вздохнул.
— А где те бумаги, которые Шатров передал Лунину, материалы дела?
— Здесь, где ж им еще быть!
— Просто так лежат? Интересно было бы на них взглянуть…
Димка сделал вид, что рассматривает свои руки.
— Но ведь в РУБОПе и такие люди есть, как Стригунов, — гордо изрекла я.
— Есть, — без особого энтузиазма согласился Кожухов.
Спохватившись, он взглянул на часы.
— Тебе пора.
Я затушила сигарету в пепельнице и вышла из кабинета. Он объяснил мне, как найти Селиванова. Я прошла по коридору до конца и уперлась в большую дверь из темного дерева, на которой красовалась бронзовая табличка, извещающая, что за этой дверью кабинет главного прокурора области.
У Селиванова была самая настоящая приемная, пол которой устилал ковер. Вдоль стен стояли шикарные шкафы с документацией, за овальным столом восседала грозная мадам со взбитыми в высокую прическу волосами. Один ее вид должен был настроить на торжественно-степенный лад. Я чинно поздоровалась с ней и объяснила, кто я и что хочу, ссылаясь на протекцию Кожухова. Она милостиво разрешила мне войти в кабинет, предварительно предупредив своего шефа по телефону.
Я очутилась в просторной комнате со светлыми занавесями и жалюзи на окнах. Меня обдало свежестью и прохладой — в кабинете работал кондиционер. За большим столом, к которому буквой «т» был приставлен еще один, длинный, сидел мужчина средней комплекции лет пятидесяти. На нем были белая рубашка и коричневый, в мелких желтых ромбиках галстук. На носу — массивные очки. Каштановые волосы, начавшие уже седеть, не отличались ни густотой, ни волнистостью, они были аккуратно зачесаны назад, демонстрируя лобную залысину. Ничего не выражающий взгляд пробежался по мне и ушел куда-то в сторону. Заученная улыбка раздвинула тонкие губы главного прокурора. Я сразу обратила внимание на его рот, чрезмерно розовый, жадный и напряженный. Создавалось впечатление, что у него вставная челюсть — так неестественно, точно натянутые усилием во что бы то ни стало изображать радость, замерли в улыбке его губы.
Обстановка кабинета поражала роскошью и комфортом: кроме столов и шкафов, в нем находились диван с высокой спинкой и пара кресел. Кругом позолоченные безделушки и сувениры, на столе покоился «Паркер», вазочка для ручек и карандашей напоминала ту, которая запечатлена на фото кремлевского кабинета Ильича.
— Здравствуйте, — я сделала несколько шагов вперед, — моя фамилия Иванова…
— Знаю, — вяло произнес Селиванов, — садитесь, пожалуйста, — он кивнул на кресло, стоящее напротив его стола.