Это ЦТК!

Машина как назло не заводилась. Петрович забрал контейнер и потопал в сторону от трассы. Дойдя до свалки, он попросил знакомого бомжа, постояльца помойки, позвонить Лёне, благо тот нацарапал свой номер на бумажке. Клиент тотчас примчался, забрал контейнер, а Петрович – двести пятьдесят граммов без малого чистейшего медицинского спирту!

Ляпин исследовал контейнер, нашёл полотенце и ватный тампон, пропитанный биологической коричневато-серой жидкостью. По интенсивности окраски они отличались, что позволяло Лёне внести их в разные категории. Что это были именно те растворы, о которых упоминал Хлопин, сомнений не было. Лёня учился в медицинском, худо-бедно закончил с синим дипломом, но зато с красной рожей, а не наоборот! Не долго мудрствуя, Леонид Геннадьевич запихал ветошь и ватку в разные банки, залил физиологическим раствором. Готовую вытяжку разлил по двум флаконам. Начальнику доложил, что Хлопин больше не нужен.

– Изобретение в наших руках!

Сява хмыкнул, но к сведению принял.

– Палыч, всё не так плохо! – сказал он Межуеву, отчитываясь за неудачный ночной набег на биохимическую лабораторию.

– Ничего не нашли! – Межуев потряс чистым листком бумаги над столом. – Спецу отказали, но крысу завели!

– Крыса в клетке. Эта хрень во флаконе, точно у него. Спец нам на кой? Он что, каждый день изобретает? – спросил Сява и, не дождавшись ответа, продолжил: – У нас был такой на зоне Архимед. Он десять лет над какой-то лабудой мозговал!

– И что?

– Что? Что? Государство кинуло его. Сказали: «Нам такая хрень ни к чему»!

– Так и что? – никак не мог сообразить Межуев.

– Тюкнул по тыковке самому главному министру, и сел за это.

Межуев рассмеялся.

– Нам смешно, а ботанику жизнь сломали.

– Что-то ты стал сентиментальным, Сява.

– Слышь, Межа! – Сява нарочито спрятал сжатый кулак за спину. – Мы хотя на воле, а базар-то фильтровать надо!

– Неуч ты неуч! – расхохотался Межуев, глядя на багровеющего Сяву. – Сентиментальный, это значит, сочувствующий всяким…

Межуев пощёлкал пальцами, подбирая понятное слово.

– Опущенным что ли?

– Типа того.

– Опущенного пожалеть, конечно, в падлу, но крысу держать под боком ещё хуже!

– Думаю, разберётесь сами, – сказал Межуев. Заверещал его мобильник. Вадим Павлович кивнул начальнику безопасности. Сява понял, удалился.

– Чего там ещё?!

– Палыч, тема такая…

– Володя, хватит косить под уркагана! Откуда на этот раз тебя вытаскивать?

– Да не меня! – вспылил двоюродный братец. – Кореш мой вчера подвергся разбойному нападению.

– У меня посредническая фирма, а не детективное агентство.

– Похоже, твои посредники от Сявы наследили в медицинском.

– Что, что?

– Так вот, они нашухерили там малость, пацана отрубили. Ничего не взяли.

– Тебе-то какая беда?

– Так уволят пацана! Хлопин уже грозился.

– Так, так, давай по порядку! Что за Хлопин, почему уволят, если ничего не пропало?

– Да хрен его знает! Ты бы посодействовал, что ли…

– Я вашего Хлопина не знаю. Сява тоже с ним шконку не делил.

– Ну, хоть на работу возьми пацана. Я за него отвечаю, если что.

– Он тебе брат, сват? К чему такое участие?

– Да как тебе сказать, безотказный чувак.

– Дойная корова?

– Вроде того, – ухмыльнулся Володя.

– Что-нибудь придумаю.

Володя, не прощаясь дабы не искушать братца, отключил связь.

– Это я-то корова? – взорвался молчавший до сих пор Колбин.

– Чего пылишь? По-другому тебя не возьмёт! – глядя в глаза другу, сказал Володя.

– Буржуин, – заключил Колбин.

– Считай дело в шляпе!

Друзья хлопнули друг друга ладошками, попрощались на американский манер.

Хлопин вызвал в кабинет лаборанта.

– Пора, дорогой об учёбе поразмыслить!

– Я понял, Александр Юрьевич!

– Тогда пиши: «в связи с академической задолженностью…»

Коленки Колбина подкосились. Исключают из института, за что?!

– Не трясись ты так!

Колбин застрочил по бумаге. В крайнем случае, можно порвать листок или сожрать на виду у доцента!

Но крайних мер не понадобилось. Доцент продиктовал до конца. Оказалось, следует всего лишь отказаться от ночных дежурств на вахте.

– А в лаборатории я остаюсь?

– На то наша хозяюшка! Её воля, – Хлопин развёл руками.

– Можно мне прямо сейчас, – Колбин вздёрнул руку с часами, поднёс к носу, – с Натальей переговорить?

– Она сегодня задержится. Приходи после третьей пары.

– А вы будете здесь?

– Много вопросов, а терпения у меня мало! – неожиданно для себя рявкнул Хлопин.

Тотчас дверь за Колбиным закрылась.

Хлопин набрал номер лабрантки. Домашний не отвечал. Доцент позвонил Наталье на мобильный. Весело затренькала мелодия в правом кармане пиджака.

Хлопин стукнул себя по лбу. Что, если бы кто из студентов, тот же Колбин, позвонил Наталье во время лекции. А у доцента в кармане затренькал телефон! Хлопин усмехнулся. Паранойя! Даже если случись такое, кто поймёт, что это телефон лаборантки в кармане лектора? И вообще, почему доцент должен отчитываться кому-либо о личной жизни. Тьфу ты! Теперь Наталья стала частью личной жизни!

В дверь шлёпнули ладошкой. Таким образом обнаруживала себя только Наталья. Она не стучалась, но прижимала руку к двери, затем входила.

– Не заперто! – сказал доцент.