Это ты, Лиля

Лиля всё сложила на второй полке. Но мама снова всё выкинула и велела положить вниз. Лиля переложила. В дверь звонили, собирались гости. Пришли тёть Изолина с Эдиком, приехали тёть Нина с бабушкой, пришёл писатель Роберт. Вылез на кухню Лёня. Все сели за стол. А Лиля всё возилась со своими вещами. Только хотела выйти из комнаты, как приходила мама, и вещи летели на пол. Лиля, глотая слёзы, снова принималась за дело. Бабушка и тёть Нина звали её за стол, но она не могла оставить на полу своё нижнее бельё, платье, Федю, и главное – замаскированную тетрадь, это сокровище. Она думала – вот-вот всё сделает и присоединится к гостям, ей так хотелось есть и пить, и увидеть Эдика, бабушку, тетушек любимых. Но нет. Вечером гости ушли, бабушка и тёть Нина уехали – у них были какие-то важные дела в Калинине утром. Все легли спать. Лиля вышла на кухню, заглянула в холодильник – пусто. А в раковине куча грязной посуды, это всё ей завтра надо мыть. Даже чая не осталось. И она долго пила холодную воду из-под крана и плакала. Потом пошла к себе. И поняла, что у неё теперь нет своей комнаты. Раньше была у них с Лёней детская. А теперь – нет. Лиля стала обитать в гостиной. Здесь были две тахты – слева узенькая для неё, справа – широкая для какого-нибудь гостя, и ещё был телевизор. Она расстроилась. Спать ей не дадут, будут тут телик смотреть. Вот Лёня правильно поступил, занял маленькую комнату, и сразу закрыл дверь, туда никто не вторгнется. И вещи он не перетаскивал, не напрягался. Умный! А она – дура, измучилась и голодная осталась.

Лиля в слезах легла на узкую тахту. Она была новая, приобретённая к переезду, короткая и неудобная. Лёне купили большую, он был высокий и продолжал расти. А Лиля была среднего роста и тощая.

Она не могла уснуть. Встала, запихнула в шкаф свои вещи. Пошла на кухню, долго мыла посуду. Снова легла, лицом к эркеру, прижала к щеке медведя Федю. Над окном был карниз, пустой, шторы ещё не повесили. Она смотрела на него, и душу раздирала горечь. Ей было одиноко, холодно, страшно! И она принялась просить помощи у кого-то невидимого и всесильного, пристально вглядываясь в карниз. Над ним проявились какие-то полупрозрачные лица, они смотрели на Лилю и улыбались. Ей было так плохо, а они… И Лиля стала беззвучно просить у них помощи. Но они молчали. Просто наблюдали за ней с усмешкой. Она мысленно завопила – когда же все её беды кончатся, сколько ей ещё мучиться? Они так же беззвучно ответили ей: долго, но потом всё наладится.

А утром мама велела ей вынести мусор. Шатало от недосыпа. Вышла на лестничную клетку. Соседская дверь распахнулась, там разговаривали два мальчика-подростка, а их мама – симпатичная худенькая блондинка – напутствовала их. Так вот кто теперь соседи! Лиля, смутившись, быстро вытряхнула в мусоропровод ведро и юркнула домой. Она была в линялой юбке и застиранной спортивной майке, хорошо что они не заметили её.

Лилю теперь постоянно знобило, и хотелось спать. С ней творилось что-то неладное. Каждую свободную минуту она валилась в постель, сворачивалась клубочком, и засыпала. Отец скидывал её с кровати, приказывал что-нибудь делать. Но, улучив момент, она снова забивалась под одеяло и впадала в сон, и мчалась что есть мочи в Калинин, к бабушке и тёть Наде, звонила и стучала в дверь, но бабушка её опять не видела. Это был мучительный сон.

Вечерами семья смотрела телевизор, все сидели на Лилиной постели, а она, под одеялом с головой, вжавшись в стенку, спала. Во сне сочинялся стих: «Жизнь – это гадость, чай с горчицей. Источник – сонная водица, хрустальный, чистый и горячий, за горизонтом он маячит».

А в стране начались перемены. ЦК КПСС, Совет Министров СССР и ВЦСПС приняли постановление «О переводе рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями». В школах вскоре тоже суббота стала вторым выходным днём. И субботним утром Лиля пошла с мамой в магазин. Потом – в другой. Руки оттягивали тяжёлые сумки, болели плечи. Мама спросила:

– А с кем ты сидишь за партой?

– С Леной Гартман, – сказала Лиля.

– Врёшь. Наверно, с мальчиком.

– Нет, с Леной. Мы дружим, – сказала Лиля.

– Никогда не садись с мальчиком, – сказала мама.

– Почему?

– Забеременеешь.

– От этого не беременеют, – сказала Лиля. – Все люди сидят друг с другом, и ничего. У нас некоторые девочки сидят с мальчиками.

– А ты забеременеешь. Я тебе запрещаю.

– Но ведь всё от учительницы зависит. Она иногда пересаживает.

– А ты не пересаживайся! – прикрикнула на неё мать.

Лиля очень удивилась. Она не собиралась отсаживаться от Лены.

И всё-таки их рассадили. Они болтали на уроке. Лиля сочинила стих, и читала его подруге:

– И рухнул город, вырос лес,

В нём много радостных чудес,

Там волки, лисы, много сов,

И хоровод счастливых снов.

– Кудрявцева, прекрати болтать! – прикрикнула на неё учительница.

Лиля вздрогнула и замолчала. Но потом снова стала читать подружке стих.

– Кудрявцева, опять? – возмутилась учительница. – Иди садись к Кондакову. Игорь, подвинься. Ты что развалился на парте?