— Морейн некоторое время еще беседовал с нами, потом заявил, что пойдет домой спать. Однако позднее нам удалось выяснить, что на самом деле он сел в такси и побывал в доме Питера Диксона.
— У меня все, — заявил Дункан. Снова повернувшись к Итону Драйверу, он добавил: — Надеюсь, вы поймете, сэр, с каким отвращением я вел допрос этого свидетеля в свете той информации, которая содержится в этих документах.
Барни Морден подскочил на месте и взглянул на стол, за которым сидели присяжные заседатели. Он только сейчас понял, чтение какого рода материалов так увлекло их. Саркастическая улыбка сползла с его лица. Он уже готовился покинуть скамью для свидетелей, когда Морейн жестом удержал его:
— Подождите. Я хочу задать мистеру Мордену несколько вопросов.
— А я отказываюсь на них отвечать, — побагровел бывший старший следователь.
— Вы не можете от этого уклониться, — заявил прокурор.
— Но этот человек не является представителем правовых органов, — упорствовал Барни Морден.
— Нет необходимости быть им, чтобы получить право задать вам ряд вопросов, — разъяснил Дункан. — Мистер Сэмюэл Морейн присутствует здесь для того, чтобы содействовать работе данного заседания Большого жюри, и поэтому вполне может это делать.
— А если я все же откажусь отвечать? — обратился Морден к председателю жюри.
— Вы будете взяты под стражу за неповиновение, — просто сказал тот.
Морейн, одарив Мордена улыбкой, добавил:
— Пришел мой черед ответить вам ударом на удар, Барни.
Лицо Мордена налилось кровью. Он приподнялся с места.
— Сядьте, — посоветовал Морейн, по-прежнему излучая улыбку, — и лучше скажите мне, какой характер носили раны Диксона?
— Этот момент будет освещен судебным медэкспертом, который проводил вскрытие, вмешался Дункан.
— Но этот свидетель тоже может ответить на мой вопрос, — упорствовал Морейн. — Разве вам чем-то не подходит этот вопрос, сэр?
— Ладно, — сдался Дункан. — Можете его задавать.
— Так каковы были раны, нанесенные Питеру Диксону, мистер Морден? — повторил Морейн.
— Ранений было два. Одно — в грудь, другое — в голову. Были произведены два выстрела. Пуля, попавшая в грудь, прошла несколько сверху и слева от сердца и была выпущена в стоявшего Диксона. Пулей в висок добивали уже лежачего, чтобы полностью увериться в его смерти. Вокруг этого пулевого отверстия обнаружены пороховые ожоги, и это свидетельствует о том, что второй выстрел был произведен в упор.
— А этот выстрел в висок не мог быть первым?
— Нет. Стреляли в лежавшего на полу. Пуля прошла сквозь голову и застряла в паласе.
— Никаких других ранений не было?
— Нет.
— А порезов или царапин?
— Тоже не было.
— Вы полностью убеждены, что ни на голове, ни на шее, ни на руках не было ни ран, ни порезов? Ведь они обязательно должны были появиться при ударе об оконное стекло.
— На трупе ничего подобного замечено не было, — уверенно ответил Барни Морден.
— Верно ли, что единственным способом, примененным для определения времени преступления, была оценка степени оплыва свечи в кабинете жертвы?
— Нет.
— Тогда к каким методам прибегали еще?
— Выстрелы не были услышаны в доме, следовательно, их произвели в то время, когда мимо проходил поезд. А единственным поездом в момент, указанный степенью сгорания свечи, был тот, что проследовал в десять сорок семь. Поэтому можно утверждать, что преступление произошло именно в эти минуты.
— А известно ли вам, что там проходил и другой поезд — товарный — в десять десять?
— Известно.
— Почему же нельзя допустить, что тогда же произошло и убийство?
Морден презрительно ухмыльнулся.
— Свеча погасла намного позже, — заявил он.
— Вы в этом уверены?
— Разумеется. Я лично проводил следственные эксперименты.
— Так это вы “подремонтировали” основание свечи?
— Конечно нет. При чем здесь это?
— На первый взгляд ни при чем, — согласился Морейн. — Но посмотрите внимательно на это основание, и вы придете к заключению, что свечу обрезали. Сама она оранжевого цвета, темноватая на поверхности, но, как можете убедиться, с почти белым торцом. Это доказывает, что ее подкоротили с помощью раскаленного лезвия перочинного ножа. При более тщательном осмотре увидите даже его следы.
Барни Морден наклонился к свече, внимательно осмотрел ее и тихо произнес:
— Так оно и есть! Вы, должно быть, правы.
На губах Морейна играла торжествующая улыбка.
— А поэтому, допуская, что в соответствии с прохождениями поездов преступление могло быть совершено как в десять десять, так и в десять сорок семь, извольте доложить Большому жюри, где вы, свидетель, находились в десять часов десять минут?
На лицо Мордена набежала тень паники.
— Где я был? — повторил он, как бы стремясь выиграть время.