Это в сердце моем навсегда

К мельнице приближалась еще одна повозка. В ней лежало два мешка с зерном. Лошадью правил здоровенный мужик Василий. В деревне давно уже забыли его фамилию, все звали его Берендеем. Жил он на отшибе, имел самую бедную избу, одну десятину земли, жену и четверых детей мал-мала меньше. Своего хлеба ему никогда не хватало. Даже бедняки о нем говорили: "Не везучий". И правда, словно какой-то рок висел над Василием. Забредут ли волки зимой в деревню обязательно побывают в берендеевском хлеву, случится ли недород - больше всех пострадает Василий, нападет ли какая хворь - дольше всех задержится в его избе. Единственно, чем судьба одарила его, так это огромной, почти нечеловеческой силой. О нем легенды ходили. Говорили, например, когда прошлым летом прибежал мальчишка и сообщил, что на лугу, наевшись какой-то дурной травы, сдохла его корова, он так грохнул кулачищем по столу - из всех окон посыпались стекла. Затем пошел на луг, взвалил коровью тушу на плечи и принес домой...

Мужики окружили подъехавшую подводу, поздоровались с Василием. Ефим Табаков, похлопывая берендеева коня по шее, произнес:

- Добрый конь. Такого у нас ни в одном дворе не сыщешь.

- Добрый, да не мой, - ответил Берендей, спрыгивая с воза. - Одолжил на время в усадьбе. Вот свезу домой муку и отведу назад.

- Ты отведешь, другой подберет, - заметил дед Евсей.

- Пускай, - ответил Берендей, легко беря под каждую руку по мешку. - Еще неизвестно, чем все это обернется.

Все притихли и молча глядели, как Василий свободно, словно с пустыми руками, пошел к мельнице.

Навстречу Берендею вышел мельник, поглядел на не' го, покачал головой. А тот отнес мешки и вернулся к крестьянам.

- Видал я силачей на своем веку, а такого, как ты, впервой встречаю, сказал Берендею дед Евсей.

- Таким уж получился, - развел руками Василий. - Когда было восемь лет, я уже двухпудовые кули таскал.

- А сейчас пудов тридцать небось потянешь?

- Тридцать не пробовал, а двадцать утащу, - улыбаясь ответил Берендей.

- Ну это ты уж загнул, - усомнился мой отец. - Двадцать не осилить.

- А это можно проверить, - вмешался в разговор подошедший мельник. - Вон лежит "баба" дочти на дороге. В ней чуть поболее двадцати пудов. Как забивали в прошлом году сваи, так и бросили. Позавчера один мужик в темноте зацепился возом, так и телегу поломал и сам покалечился.

Берендей осмотрел "бабу", попробовал руками и обратился к мельнику:

- Тащи четверть водки, доставлю, куда укажешь.

Тот побежал к сараю, через минуту вернулся с бутылкой и кружкой. Берендей вылил половину в кружку, выпил, утерся рукавом и подошел к "бабе". Обхватил ее руками, долго не шевелился, собираясь с силами, а затем стал медленно разгибаться. От напряжения лицо его покраснело, на лбу вздулись толстые жилы, рот скривился. Глыба сдвинулась с места. Берендей поднял ношу, при' жал к себе и вразвалку зашагал к сараю.

- Ну и черт! - выдохнул дед Евсей и осклабился. Я восхищенно глядел на дядю Василия, а он, освободившись от тяжести, перевел дух, вытер вспотевший лоб и снова приложился к бутылке...

Вечером все вместе возвращались домой. Наших, комаровских, набралось подвод десять. Мы ехали рядом с Ефимом Табаковым. Говорили о наступающей весне, о хозяйстве. Затем перешли на волнующую всех тему.

- Сказывал мне вчера Никифор Климов, - начал Табаков, - что слыхал он, будто в Петербурге сильное волнение и недовольство. Особенно среди фабричных. А царь вроде бы приказал стрелять в людей, когда они к нему с жалобами пришли. Тыщи на улицах перебито.

- Как же это? - спросил его отец. - Может, врет Никифор? За что бы это государю своих-то бить!

- Не знаю, - отвечал Ефим. - Только Никифор говорит, что было такое. И будто после этого в Петербурге, Москве и других городах большие бунты. А крестьяне по деревням имения жгут и землю делят.

- Ну, мы тоже делов натворили, - отозвался отец.

- А скоро и землю поделим, - добавил Ефим Табаков. - Пусть только снег сойдет.

- Дай-то бог, чтобы и на нашу улицу праздник пришел, - вздохнул дед Евсей. - Да только боязно что-то, как бы все это плохо не кончилось.

Я слушал взрослых и задумывался: как же так? Когда война с кем-то и солдаты гибнут - мне понятно. А чтобы в людей стреляли в нашей же столице, да еще по приказу самого царя, которого называют батюшкой, - это не укладывалось в сознании.

Апрель пришел с южными ветрами и теплым запахом пробуждающейся земли. Под напором солнечных лучей сотнями веселых ручейков уходил с полей снег. Мелководная и вялая, всегда пересыхающая летом Чернуха ожила, вышла из своего узенького русла и покатила пенящейся мутной волной в Кудашу. Лед на Кудаше темнел, вздымался, появились синие проталины. А в один из дней Кудаша взломала ледовый панцирь. Наступила беспокойная пора для деревенских рыболовов.