Это в сердце моем навсегда

В августе 1922 года я получил приказ сдать 51-й кавполк Белову и заняться изъятием церковных ценностей в этом районе. Начал с Бандурова. С местным священником удалось договориться, и первая операция такого рода прошла тихо и мирно.

В Саврани прихожане выступили было с протестом. Но узнав, что это не самочинная реквизиция, а государственный сбор средств на восстановление разрушенного войной хозяйства, успокоились и не стали больше чинить нам препятствий.

В сентябре 1922 года наш полк перебросили в район Рыбницы на охрану государственной границы. Штаб части расположился в Балте.

В ноябре нас перевели в Тирасполь. Здесь мы какое-то время занимались боевой и политической подготовкой.

В декабре 51-й кавполк направился под Умань в распоряжение Г. И. Котовского.

В штаб 2-го Конного корпуса, которым командовал Григорий Иванович, мы пришли с командиром вновь формируемого полка В. И. Чистяковым. Котовский был весь в ремнях, с шашкой в серебряных ножнах. Широкую грудь его украшали три боевых ордена с красными бантами. Принял он нас любезно.

— Здравствуйте, — сказал Григорий Иванович, немного заикаясь, и пожал каждому руку. — Садитесь…

Чистяков доложил о том, как идет формирование части, о политико-моральном состоянии бойцов. Внимательно выслушав комполка, Григорий Иванович расспросил его, в каком состоянии находятся бойцы, кони, вооружение, боеприпасы и транспортные средства.

Высокий, крепкого телосложения, очень подвижный, Котовский умел как-то удивительно быстро располагать к себе собеседников. Будто и немного поговорили мы с ним, а у меня уже возникло чувство, что я давным-давно знаю Григория Ивановича. В нем удачно сочетались и душевная теплота и высокая требовательность.

Прощаясь с нами, он распорядился:

— Людей побрить, вымыть в бане. Лошадей вычистить до блеска. Комдив Криворучко и я проверим.

Котовский, которого я видел впервые, произвел на меня хорошее впечатление.

Вскоре он, как и обещал, приехал в полк, чтобы лично посмотреть наше «хозяйство», оказать помощь на месте.

Новой части дали номер 54-й. Потом его заменили другим, и полк стал именоваться 16-м кавалерийским. Он входил в состав 3-й Бессарабской дивизии. Меня назначили командиром 1-го эскадрона, который стоял в Козинцах.

Потянулись дни напряженной учебы. Занятия в классах перемежались с выходами в поле.

В 1923 году состоялись корпусные учения. Они проводились в районе Винницы. 1-му эскадрону предстояло вести разведку. Котовский лично проинструктировал меня, как надо действовать, какие сведения раздобыть. Подойдя к карте, он показывал, где вероятнее всего можно встретить «противника».

— Действуйте решительно, как в настоящем бою. Настроение у Котовского было хорошее, он много шутил. Это и на меня подействовало ободряюще.

Маневры прошли неплохо. В них кроме нашего участвовал также 1-й Червонный корпус. После разбора учений состоялся парад войск. Принимал его Народный комиссар обороны Михаил Васильевич Фрунзе.

Вскоре после этого события 3-я Бессарабская дивизия была передислоцирована в Бердичев. Части ее расквартировались в районе Лысой Горы, а штаб — в центре города.

Сразу же приступили к оборудованию казарм, конюшен, помещений для оружия и боеприпасов.

В короткий срок от Бердичева к Лысой Горе была построена железная дорога протяжением около 7 километров. По ней доставлялись материалы, фураж, продовольствие и другие грузы. Водопровода в военном городке не было. По договоренности с местным населением потребное количество воды мы брали из колодцев хуторян.

В штаб дивизии часто приезжал Котовский. Он интересовался, как идут работы, изучал людей.

Как-то утром, когда кавалеристы вывели своих коней на водопой, я увидел в вишневом садике, близ колодца, лежащего на траве человека в полувоенной форме. Подошел к нему ближе и вдруг узнал в нем командира корпуса. От неожиданной встречи я растерялся и не знал, что делать: подавать команду «Смирно!» или просто поздороваться. Котовский выручил меня. Он пригласил:

— Садитесь рядом и — ни слова… Я повиновался.

Через некоторое время Григорий Иванович шепотом произнес:

— Лежу вот и слушаю, о чем наши красноармейцы между собой говорят. Полная свобода, никакой дипломатии. И про нас, командиров, все как на духу. Вот где истинное настроение, симпатии и антипатии! Теперь ваш полк знаю не из вторых рук. Послушайте-ка…

Мы пробыли в саду около двух часов. Действительно, в докладах по команде такого откровения не встретишь. Кавалеристы вели речь и о политике, и о своих нуждах, и о самовольных отлучках, и о командирах.

На другой день вечером Котовский собрал в клубе весь командный и политический состав. Вот тут он и рассказал присутствующим о таких вещах, о которых никто и представления не имел.

— Наш командир и политработник, — говорил Григорий Иванович, — должен обучение и воспитание людей проводить целеустремленно и предметно. А для этого надо хорошо знать своих подчиненных, почаще бывать среди них, по душам беседовать с ними, знать, что волнует красноармейцев, как они настроены.