Это все, что я знаю... (СИ)

— Я был у Оксаны в салоне красоты. Работницы сказали, что директор ведет дела дистанционно, заработные платы начисляются бухгалтером. Там не получится выйти на нее. Также я навестил её мать, она постоянно повторяла, что её дочь умница, и она все делает правильно, а где она находиться ей неизвестно. Кстати у меня есть знакомый, он руководит поисковой группой, они готовы начать поиски хоть сегодня.

— Во сколько ты встал? — Удивленно и, прищуривая глаза, спросил Давид.

— Плохо спалось. — Обронил Степан.

— Ладно, поисковикам мы дадим отмашку, пусть будут готовы сегодня. — Отрапортовал Давид и принялся за дела.

Володя лицом не выдавал никакого волнения, но вот руки его фальшивили. Они дергаными рывками застегивали пуговицы на его рубашке. Последняя на воротнике, как это обычно бывает, давалась с трудом и была оторвана. Подсудимый глубоко вдохнул и встал у окна, уперев руки в бока. Слушание начиналось через час.

Для полноты картины существует нужда пояснить еще одно обстоятельство, имевшее место быть тремя часами ранее. Павел Сергеевич, казалось, выбил ногой дверь кабинета Романа и сходу затороторил, тряся свисающим подбородком:

— Ты что себе позволяешь? А? Ты совсем из ума выжил?! — Повышая тон и разгуливая из угла в угол, разверзался Павел Сергеевич.

Прокурор сидел разбитый за столом.

— Чего ты разорался? Если это очередная твоя шуточка я сегодня не в духе веселиться.

— Оно и видно! — Бросил Павел Сергеевич.

— Я весь во внимании. — Промолвил Роман Захарович.

— А о подробностях узнаешь по видеосвязи с руководством. — Произнес Павел Сергеевич и резко вынырнул из кабинета, оставив дверь открытой.

Вдаваться во все подробности той видеосвязи мы не будем. Кратко поясним, что младший сотрудник, ставший свидетелем коррумпированных действий со стороны капитана Боровикова и главного прокурора города S, «настучал», как это принято говорить в узких кругах, своему командиру батальона. Боровиков в это утро был уволен, а информация о прокуроре была донесена вышестоящему лицу. Роман Захарович был отстранен.

В зале суда собрались уже все участники слушания. Вне этого зала собрались протестующие с плакатами. Они требовали у власти дать срок за смерть их кумира. Заблаговременно до прихода суда пристав попросил всех встать. Володя теребил в кармане иконку Артемия Веркольского, но из-за замерзших рук это выходило неловко. Когда всем было позволено сесть, в зале прошел шум стульев и воцарила тишина. Железным тоном судьи, в лице которого выступала всё та же женщина, была произнесена вся необходимая информация о слушании и подсудимом. Володя вспотел бы еще сильнее, если бы это было возможно. Лицо прокурора было незнакомо ни Володе, ни его адвокату Григорию Александровичу. Он, с тем ледяным спокойствием, которое дается человеку осознанием того, что он олицетворяет закон, изучал свои бумаги до тех пор, пока ему не было дано право выступить. По его речи можно было заключить, что он относится к подсудимому совершенно лояльно, не считая его злостным убийцей, но и не защищая его никоем образом. Тонкая грань была чётко соблюдена и наводила присяжных на смягчение приговора, но никак не на оправдание. Речь Григория Александровича началась убедительно, но предательским образом, нить, которую он держал крепко в руках, ускользнула и как всякий мечтатель потерпевший неудачу он начал импровизировать. Он обратил внимание на отсутствие судимости, на наличие детей, на абсолютно чистое прошлое, в котором нарушались лишь правила парковки, и то в силу неудобств устройства города S. Важным моментом в его речи было упоминание о том, что его клиенту о болезни пострадавшей было неизвестно. Также внимание слушателей было обращено на трагическую пропажу старшего сына подсудимого. Конец его речи был весьма почтителен его началу. Был допрошен главный свидетель, который находился в толпе зевак. Он подтвердил, что обвиняемый собственноручно дал две таблетки «Нимесулида» пострадавшей. Когда слово было дано подсудимому, Володя замешкался. Неисчислимый поток частично связанных фраз закружился в его сознании. Он чувствовал, что ему есть что сказать, но не мог сформулировать свой посыл и в последствие отказался. Прения длились недолго, все стороны были согласны и суд удалился из зала. Володя сидел до крайности уставший и мокрый. Человек, разгрузивший вагон угля лопатой в одиночку, чувствовал бы себя куда бодрее. Он ожидал своего пожизненного приговора. Повторный шум стульев прошел по залу, когда суд вернулся с решением. Озвучим: