Читаем Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина полностью

Все это прозвучало заманчиво. А затем началась подготовительная работа. Для окончательного отбора от нас требовалось предоставить для шоу срез нашей реальности — снять домашнее видео с таким расчетом, чтобы «интересно преподнести нашу повседневную жизнь». Список требований к видеоматериалам занимал две страницы. Нас просили быть не такими, какие мы есть на самом деле, а стать подчеркнуто привлекательной версией самих себя. Несмотря на все уверения телевизионщиков в обратном, реальность их не интересовала. Да, мы не были актерами, которым платят за работу, тем не менее нас просили сыграть роли. Мы должны были играть самих себя.

Вместо того чтобы подводить нас ближе к тайне нашей жизни, «реальное телевидение» скрывает ее. Нашу семью попросили не снимать скучных, беспорядочных и небогатых событиями сторон нашей повседневной жизни. От нас потребовали утаивать подобные банальности и вместо этого старательно преподносить наше самое интересное «Я». А между тем сама тайна жизни скрыта в обыденности, в ее утомительности, повторяемости, временном характере, непоследовательности. Мы с женой отклонили предложение и вернулись к нашей работе, стирке и оплате счетов.

Поскольку подобные шоу утаивают реальность от зрителей, они вполне могут быть одним из многочисленных средств, которыми мы притупляем боль, вызванную этой занозой, осколком вечности, и тем фактом, что человеческая жизнь сама по себе является просто чередой проходящих дней. В боли человеческих несчастий и страданий нет ничего гламурного. Совсем напротив: боль, которую причиняет нам «вечность», ощущается как отсутствие Бога. А мучительнее отсутствия Бога не может быть ничего.

Но жизнь, которая носит вечный характер, всегда начинается именно там — в жизни как она есть. Мы ощущаем эту боль как раз потому, что Дар существует здесь и сейчас, среди нас. Таким образом, боль божественного отсутствия становится знаком божественного присутствия. Не в том, что происходит «на камеру», а в текстурах, звуках, голосах, событиях, отношениях и переживаниях обыденности угадывается Бог.

Бог есть.

Если он не здесь, то где же? Если не сейчас, то когда? «Реальность, какова она на самом деле» Иисус назвал бы «царством Божьим» и повторял бы: «Оно уже рядом. Оно здесь». Всю свою жизнь мы проводим на границе между двумя мирами: с одной стороны — целостный мир в том виде, какой он есть, с другой — упрощенный мир, воспринимаемый пятью чувствами.

А каждая жизнь — это «тонкое место» между ними.

Что придаст нашей жизни смысл

Поклонение кумирам чуждо иудаизму. Заповедь Божья гласит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Следовательно, ничто не может быть «бе–целем Элохим» — образом и подобием Бога. Ничто и никто. Вместе с тем иудаизм (и Библия) учит, что в мире есть нечто, сотворенное по образу и подобию Бога. Это не храм, не дерево, не статуя и не звезда. Единственный символ Бога — человек, каждый мужчина и каждая женщина[13].

Бог сказал: «Я создал мужчину и женщину по моему целем» (образу).

Это учение имеет многочисленные и многозначительные подтексты, главный из них заключается в том, что в каждой из наших жизненных историй является Бог. И прекрасные истории, и те, которыми мы ни с кем не делимся, вносят свой знак восклицания в вопли, обращенные к небесам нами, живущими на земле. Независимо от своих идеологических и религиозных убеждений, все мы живем надеждой, что вместе все наши истории в итоге сплетутся в гобелен любви и смысла.

Библия говорит, что с человечеством все идет отнюдь не так гладко. Что–то разладилось. Что–то сломалось. Но рядом всегда та же благодать, которая создала нас и способна восстановить. Иудеи сказали бы, что, следовательно, восстанавливающее откровение Бога человечеству зависит от нас с вами, от наших рассказов о сохранении и восстановлении. Бог предпочел поместить свою истину и красоту в нас! Иудаизм учит, что невозможно познать Бога, не познав человека, и познать человека, не познав Бога. Вот почему иудеи утверждают, что самый верный путь к познанию — истории, притчи, а не информация. Ни один факт не в состоянии говорить сам за себя. Каждая истина зависит от истории, от контекста, а каждое богословское учение представляет собой биографию.

Сегодня мы ведем опосредованную жизнь, привыкаем скорее наблюдать за ней с помощью СМИ, чем проживать ее; мы отворачиваемся от собственных историй и историй окружающих нас людей, словно они и вправду то, чем кажутся — обыденность, череда проходящих друг за другом дней. И «тонкие места» посещаются все реже. Наше воображение становится пассивным и ленивым, наши фантазии — все более похожими, поскольку они срежиссированы профессионалами. Опасаясь обрести поразительное великолепие в своей заурядной личной жизни и ничем не примечательных сообществах, мы не решаемся искать Бога в себе и в окружающих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука