Читаем Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина полностью

Подобно сыновьям и дочерям, мы оставляем Бога, чтобы найти Бога. По ночам, лежа в постелях, мы думаем о том, что сможем отыскать, если предпримем путешествие в мир духа. И мы оставляем домашнюю обыденность и пускаемся в путь, все сильнее жаждая неизреченной истины и возвышенной тайны Бога. Движимые страстным желанием, мы идем читать книги в библиотеках, отправляемся туда, где рассчитываем найти истину, ходим в церкви, синагоги и мечети, чтобы подчиняться, молиться, учиться и верить. Мы ищем Бога в рассвете и закате, в океане, между звезд. Наши представления о духовности, наши видения счастья и экстаза влекут нас вперед, словно музыка скрипача, шагающего по городу. И если мы будем продолжать слушать эту музыку, если не отвлечемся на соперничающие с ней звуки, если наш взор будет ясным, а голова поднята, в конце долгого и трудного пути мы найдем место, которое искали.

И… оно окажется домом, от которого начался наш путь — самым обыкновенным, мирским, приземленным, который мы оставили. В доме будет постель, где мы начали видеть сны, стол, за которым мы ели. И окно, у которого мы сидели, глядя на все ту же улицу. Мы придем к пониманию, что Бог все это время был рядом.

Тем, кто стучится, эта дверь откроется, и комната за ней покажется подозрительно знакомой, словно перенесенной целиком из жизни, которую, как им казалось, они оставили. Блудный сын или дочь наконец–то вернутся к самой жизни. Все будет по–прежнему и вместе с тем иначе. Яблоко из кухонной корзины приобретет изысканный вкус, его кожура — изумительный оттенок. Каждый куст превратится в неопалимую купину, и каким бы несчастным ни был каждый человек, в конце концов его начнут воспринимать как сотворенного по образу Бога, исполненного света, проникающего сквозь трещинки в прочных доспехах, необходимых, как нам казалось, для путешествия.


Благодать была первой.

И благодать будет последней.

Обыкновенность переплетена с благодатью.

3

Системы управления Богом

Большинство жителей Нью–Йорка можно разделить на две категории: те, кто с помощью города делает себе имя, и те, кем пользуется город. Тех, кто живет здесь, чтобы любить этот город и служить ему, меньшинство. Я к нему не принадлежу. Когда я впервые поселился в Манхэттене, я был пастором. Я не служил этому городу — я использовал его, а город в ответ использовал меня.

Когда вечер сменяется ночью, Готэм остывает, рассеивает тепло, выработанное людьми, которые весь день сражались с городом. И для нашей семьи наступает передышка, мы без ненужных отсрочек погружаемся в дремоту. Но однажды вечером, в первый год после переселения в большой город, все изменилось. Лежа в постели бок о бок, широко открыв глаза, мы с женой были растеряны и напуганы событиями минувшего дня.

За целых полгода я не позволил себе ни единого выходного дня, и тем утром очутился в пункте скорой помощи больницы Ленокс–Хилл в Верхнем Ист–Сайде. У меня колотилось сердце, болела и кружилась голова, я весь был обвешан трубками и окружен мониторами. Врачи не смогли сказать мне ничего определенного, разве что посоветовали снизить темп жизни и остерегаться стрессов. Меня доставили домой, и когда мы с Весной лежали в кровати, я нарушил молчание и познакомил жену с внушительным списком причин, по которым я игнорировал ее слезные мольбы сбавить темп и хоть немного отдохнуть: непростая паства, историко–культурные сдвиги, осложнившие религиозную деятельность, отсутствие денег, да еще этот дурацкий, гигантский, дряхлый и ржавый бойлер в подвале церкви, который невозможно починить. Список рос.

Весна слушала не шевелясь. Когда мой поток оправданий иссяк, она решила любить меня, несмотря на всю ложь, верить в которую я себя убедил. И потом сказала мне правду:

— Все дело в тебе, да?

Молчание.

Внезапно у меня вновь закружилась голова.

Я попался. Не служение людям привело меня в пункт скорой помощи, а мое честолюбие. Я хотел использовать этот город, но он мне не позволил. Сам того не подозревая, я стал для себя величайшей обузой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука