Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

Поклонение кресту как фетишу подразумевает отсутствие благодати в мире. Вместо того чтобы признавать ее во всем живом, повсюду среди людей, поклонение кресту как фетишу непрестанно доказывает отсутствие этой благодати. С болью, которую вызывают заявления хранителей истории креста, может сравниться лишь радость того, кто обнаружил, что любовь олицетворяет Иисус, что не христиане владеют ею — она вплетена в ткань самой жизни. Любовь, благодать и прощение характерны для всего Божьего мира, а не только для христианского.

Ощущение власти над Богом привлекает нас — существ, измученных неопределенностями. Но если рассматривать это ощущение с дальним прицелом, оно представляет собой жажду власти над Богом, подрывающую нашу веру. Тайна религии, которая во всеуслышание называет себя брокером Бога, теряется, становится абсурдом. Даллас Уиллард, почтенный евангелический философ–христианин, проницательно отмечал, что многие церкви на самом деле существуют для того, чтобы уклониться от Бога. Бог может быть благополучно помещен в понятия нашего богословия или укрощен ходом нашей литургии. При таких обстоятельствах можно добиваться корыстных человеческих целей, привлекая на свою сторону божественную силу и позволение. Можно избрать жизнь без Бога, но с «благословением Божьим»!

От такого предложения трудно отказаться.

Стремление претендовать на роль хранителя Бога и Божьего благословения — черта, присущая не только христианству. Используется ли завет Бога с евреями как фетиш, обращенный против других народов? Может ли Коран быть фетишем, используемым против Аллаха? Разве не может быть фетишем наука, если ее обращают против земли?

Наши незамеченные сокровища

Более того, фетиш превосходит нас силой и не дает разглядеть сокровища наших религий. Вот почему нам нужны другие религии, вот почему взгляд на нашу религию со стороны помогает нам прозреть.

Пару лет назад, подыскивая съемную квартиру в Манхэттене, я познакомился с одной еврейкой, брокером по недвижимости (в Нью–Йорке можно взять недвижимость в аренду только через брокера). Однажды, отправляясь смотреть очередную квартиру, я рассказал моей спутнице о своих намерениях объединить иудеев, христиан и мусульман в общину общин, где мы могли бы учиться взаимозависимости. Она отозвалась:

— Отличная мысль! Думаю, иудеи и христиане могли бы поладить!

— И мусульмане, — напомнил я.

— Нет, никаких мусульман! — решительно возразила она. — Они умеют быть приятными, притворяться твоими друзьями и так далее, дождутся, когда ты начнешь доверять им, а потом возьмут да и взорвут себя. Это бомбы с часовым механизмом! Я объяснил, что вырос в мусульманской семье и что в бывшей Югославии мусульмане были миротворцами, которые считали насилие препятствием к посвящению жизни Аллаху. Объяснил, что никогда не видел, чтобы кто–нибудь из моих друзей или родственников–мусульман был агрессором или проявлял мстительность. Насилие было ниже их достоинства, они считали его верным способом опозорить себя и Бога. Убить — значит отнять жизнь, возместить которую невозможно, следовательно, человек не имеет на это права.

Я рассказал, что до начала войны в Боснии вся Югославия смотрела наш аналог–шоу «Субботним вечером в прямом эфире» (Saturday Night Live): в одиннадцать вечера по субботам буквально все приклеивались к телевизорам, с нетерпением ожидая возможности дружно посмеяться. В Сараево комедийными актерами были преимущественно мусульмане. Вспыльчивые балканцы не умели смеяться над собой, и когда требовалось подтрунивать над всеми сразу, эту ответственную задачу доверяли мусульманам.

— Вот мои представления об исламе, — заключил я. — Я похож на бомбу с часовым механизмом?

Она не ответила. У нее были свои впечатления, у меня — свои. Но за кофе в конце длинного дня, после осмотра всех квартир, она призналась: