Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

Для другого мира нам нужна другая разновидность веры. Теперь у нас другой мир. В будущем в нем станут процветать и дарить нам благо «религии для всех». Это не призыв всем придерживаться одной религии. Это призыв ко всем религиям найти путь, благоприятный для всех людей, ибо все мы, люди, принадлежим друг другу.

Хорошенько прислушавшись, мы услышим дыхание новой веры. Она уже среди нас.

4 Тайна Бога

В югославской армии нас считали проявлением низшей формы жизни. Другие солдаты называли нас, пехотинцев, «армейское крестьянство», «ящерицы», «пылеглотатели». Тем вечером, после того, как нестерпимо жаркое македонское солнце наконец село, но до того, как нам приказали лечь и уснуть, мы драили полы в казармах, нашу обувь, наше оружие, а также собственные ноги, лица и зубы. Как в любой другой вечер, мы спешили покончить с обязательными делами, чтобы выкроить несколько минут и написать письмо, сделать звонок, послушать радио — что угодно, лишь бы вновь осознать, что где–то рядом есть большой мир.

Я побрел прочь от казарм по широкой асфальтовой дороге, по полю с низкой растительностью к лесу, подальше от звуков армейской жизни и как можно ближе к одиночеству, как только возможно. Мне не хотелось, чтобы кто–нибудь услышал то, что я собирался произнести.

Я уже слышал в сумерках шорох деревьев. На опушке леса, в зарослях бурьяна, я нашел старую деревянную скамейку. Должно быть, какой–нибудь офицер с подчиненными соорудили ее давным–давно, когда эта территория части имела другое назначение.

Эта скамейка напомнила мне другую, в городском парке, на расстоянии почти тысячи километров: шесть лет назад я впервые поцеловал на ней Соню, мою первую любовь. Мы оба учились в средней школе и трепетали при мысли об уединении. Болтая, мы забрели в безлюдный угол соседнего парка, присели на скамью и затихли в ожидании. Набравшись храбрости, я наклонил голову, вдохнул запах кожи моей спутницы, услышал ее дыхание, а затем прикоснулся губами к краешку ее губ. Сладко. Я ощутил вкус распускающегося желания и радости от того, что я желанен.

Она поцеловала меня в ответ.

А что же теперь?

В тот вечер, когда я ушел от остальных солдат и присел на скамью между двумя мирами, со мной произошло нечто сродни первому поцелую с моей первой любовью. Но я столкнулся не с собственными опасениями, что мое сердце окажется уязвимым перед тайной женщины: на этот раз речь шла о моей жизни и ее уязвимости перед тайной Бога.

В прохладе дня я сидел, слушал отдаленный шум жизни и молчание леса за спиной, ощущал жар нагретой земли под ногами и высоту неба над головой. Меня окружили. И предложили капитулировать. Мое колотящееся сердце отзывалось на первые знаки внимания Бога. Тайна, о которой я читал в Библии предыдущие несколько месяцев, заманила меня сюда, и я собирался прочесть свою первую молитву.

Я не знал, что сказать. Я просто должен был ее произнести.

Вера сидела на скамье рядом со мной. Она сопровождала меня на протяжении всей жизни, но этим вечером я впервые уловил ее дыхание.

Страх и надежда перемешались так, что различить их было невозможно. Запечатлев поцелуй на моем лбу, чтобы успокоить меня, ее возлюбленного, вера ждала.

Ничего. Ни звука. Только настороженное молчание. Предстояло принять решение. Шагнуть в эту историю любви или уйти? Остаться просто знакомым веры или открыть дверь? Скрываться от нее до конца своих дней или отважиться принять ее? История вселенной — история любви, и меня приглашали вступить в нее. Я так и сделал. Я произнес свою первую молитву. — Бог.

И все. Ничего более и не потребовалось. В одно слово я вложил гораздо больше, чем оно могло вместить. Я вступил в новую реальность, в которой тайна — часть существования. Этой молитвой, состоящей из единственного слова, я признал, что на самом деле я ни за что не отвечаю. Я не отвечаю за свою жизнь, не говоря уже о жизни других людей. Я признал, что завишу от других и другие зависят от меня. Согласился, что жизнь в целом всегда больше моей собственной жизни, что нет конца моему невежеству и, следовательно, моему познанию. Каждой своей мыслью, каждым чувством и каждым поступком я участвую в жизни, значительно превосходящей мою.

Как только я произнес свою первую молитву, как только выговорил слово «Бог», я понял, насколько неадекватно, избито и искажено это бедное слово. На самом деле оно ничего не значит. Какое бы значение мы ему ни приписали, рано или поздно оно будет утрачено. Именно это ощущение, порожденное словом, имеет значение. С ним мы сталкиваемся, продираясь сквозь объяснения.

Моя первая молитва стала декларацией моего присутствия в сообществе всей вселенной — от бурьяна вокруг скамьи до небесных существ, которые, возможно, наблюдали эту сцену. Моя молитва была моим приветствием большому миру: «Привет, я здесь. Как тут у вас дела?» И изъявлением благодарности: «Спасибо, что совершенно незаслуженно даровали мне право жить!» И выражением надежды: «Будущее неизвестно!»