Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина

В Новом Завете часто упоминается о.втором пришествии Христа, надежда на которое была жива в моем сердце — все–таки я был адвентистом седьмого дня; мы даже не верили в ад, место, где одни страдания (вечные) заменяют другие (временные). Нам просто хотелось, чтобы мир стал лучше, чтобы Мессия вернулся и, по словам Боба Дилана в «Господе», «поотключал провода» и «перевернул столы» зла раз и навсегда. Я думал: «А если Иисус придет сегодня? Вот будет облом. Не хочу, чтобы Иисус пришел прямо сейчас!» Библейский смысл понятия «небеса» подробно обсуждался богословами, и я пришел к выводу, что, согласно преобладающим доказательствам, там не будет секса. Мне всегда казалось, что в вечности должно быть что–то получше секса, но так или иначе, в ту ночь я ничего подобного не хотел. Я утратил свою религию. Я поймал себя на обращенной к Богу просьбе отдалить пришествие, которое положит конец страданиям всего мира, хотя бы на один день, чтобы и я узнал то, о чем мечтал несколько лет.

По какой причине в ту ночь я очутился в столь нелепой ситуации, в промежутке между двумя свадьбами, между двумя параллельными мирами? Вместо того чтобы принять святую неловкость пересечения двух миров во время события, знаменующего жизнь, наши семьи решили, что будет лучше, как они выразились, «не нарываться». Но что это значит, никто не объяснил. Неужели христиане евангелического толка, родственники моей жены, стали бы раздавать брошюрки с описанием четырех ступеней к принятию Иисуса? Неужели атеисты из моей семьи переборщили бы со Спиртным и ударились в разгул? Чем они могли бы заняться, собравшись все вместе? Петь, как часто поют на хорватских свадьбах? Но какие песни? «Я пью, чтобы забыть ее» или «Мы идем в Сион»? Гости на каждой из этих двух свадеб так строго придерживались своих представлений о противоположной стороне, что даже не попытались подтвердить или опровергнуть их.

Обе стороны считали, что атеистам и верующим полагается быть врагами. И тем и другим было ясно, что одни из них жестоко заблуждаются. События, которыми сопровождались две наших свадьбы, стали публичным проявлением предубежденности, затаенной в глубине души. Но никто и не думал стесняться такой вопиющей нелепости, как две совершенно обособленные свадьбы. Почему–то разделение человеческой жизни на два лагеря имело для людей смысл.

Это был не просто страх, порожденный социальной неловкостью. Корни проблемы уходили гораздо глубже. История, философия, наука и архитектура веками воздвигали стены, разделяющие людей.

Зачем Бог создал атеистов

В атеистическом обществе бывшей Югославии, как и в остальной Европе, религия уже не признавалась, по выражению Маркса, «опиумом для народа». Если не считать тревожных политических манифестаций, религия напоминала, скорее, брошенную трубку для опиума, аттракцион для туристов, приезжающих поглазеть на огромные, но пустые соборы. Европейцы не возражали против религии, поскольку уже покончили с ней. Они стремились к опыту трансцендентного или сакрального, но не в религии. По мере того как религии одна за другой создавали системы управления Богом, сам Бог становился сначала опасным, затем неправдоподобным и, наконец, неактуальным.

«А если все это твое божественное — не что иное, как догадки? Если там, наверху, нет ничего, кроме дальнего космоса, а здесь — ничего, кроме наших бьющихся сердец? Если у нас есть только наше тело, близкие люди, общая планета, небо над головой и различные истории? Что в этом плохого? Ты что, не понимаешь, как это красиво и перспективно?» Все это я слышал от атеистов, моих друзей и родственников. Они считали, что мир будет другим не без религии, а без Бога. Для моих религиозных друзей это было все равно, что бросаться в пучину бессмысленности. Но для моих друзей–атеистов в светской демократической стране, где религии и Богу было запрещено переманивать аудиторию с помощью только одного своего толкования реальности, это было значительное и многообещающее достижение. Мой друг раввин Ор Розе, преподающий в раввинской школе при Еврейском колледже в Ньютоне, Массачусетс, рассказал мне о разногласиях, или махлокете, — модели диалога ранних раввинов и хасидских наставников. Согласно представлениям иудеев, Бог сначала создал пустое пространство для сотворения жизни и продолжал предоставлять его по мере того, как продолжалось сотворение. Древние раввины считали, что сотворение продолжается в том числе и в горячих спорах, в которых мы приходим в состояние разногласия — высшую форму дискурса. Когда мы занимаем позицию и приводим аргументы в ее поддержку, между нами возникает пустое пространство, возможность для возникновения совершенно новой идеи, неожиданного решения, шанса выдвинуться вперед.

Не соглашаясь, мы настраиваем себя друг против друга. Но помня о том, что объединяет нас, мы можем научиться разногласиям друг ради друга. Когда мы выступаем один против другого, возникают разрушения и даже смерть, когда мы не соглашаемся друг ради друга, идет жизнь.